НУРАНИ
В прессе продолжают муссироваться слухи о том, что сухопутная операция США в Афганистане может начаться с узбекской территории – на сей раз об этом написала индийская Industan Times, ссылаясь на официальный индийский источник, который, в свою очередь, ссылался на информацию из Вашингтона. В Ташкенте периодически выступают с опровержениями. Интрига раскручивается по “кольцевой схеме”: сначала утечка информации о появлении американских войск в Узбекистане, затем опровержение, съемки летящих в небе самолетов из-за пятикилометровой запретной зоны вокруг базы в Ханабаде…
Как утверждают другие сведущие источники, по территории Афганистана, контролируемой талибами, уже наносили удары и военные вертолеты, взлетавшие с территории Узбекистана. То есть поле для предположений и догадок достаточно широко.
Тем не менее куда большее беспокойство вызывает сегодня другой вопрос: насколько реальна угроза вторжения талибов в Узбекистан?
Показательно, что к возможному вторжению талибов в самом Узбекистане относятся более чем серьезно. Хайратон – единственный мост через Аму-Дарью, соединяющий Узбекистан с контролируемой талибами территорией Афганистана, – уже давно не используется. Две полосы автодороги и проложенные между ними железнодорожные пути перегорожены бетонными плитами – так говорят местные жители. Иностранным журналистам доступ к мосту закрыт. Милиционеры, охраняющие подъезды к мосту, приветливы, но непреклонны, так как уже были случаи увольнения за невыполнение приказа. Однако для местных жителей ограничения в передвижении там нет. Сейчас 158-километровую узбекско-афганскую границу, которая проходит по Аму-Дарье, охраняют только узбекские пограничники.
По словам местных жителей, сейчас узбекско-афганская граница на всем протяжении заминирована. Пограничники несут службу в усиленном режиме. На помощь им в любой момент готовы прийти дислоцированные поблизости подразделения узбекской армии. Среди жителей приграничных районов Узбекистана циркулируют слухи о том, что территория по ту сторону реки якобы перешла в руки Северного альянса и мост Хайратон вот-вот будет разблокирован. Тем не менее узбекские пограничники постоянно проводят тренировки, готовясь к возможным “проблемам”. Причем масштаб “подготовительных мероприятий” явно превосходит меры, принимаемые “для острастки” или “на всякий случай”, – речь идет о полномасштабной подготовке к вполне реальной войне.
В стане талибов об этом говорят с полной определенностью. Уже 11 октября министр образования в правительстве талибов Амир Хан Муттаки, чаще других выступающий с громкими заявлениями. По информации Reuters, он заявил после очередного воздушного налета на Афганистан, что талибы готовы к вторжению в Узбекистан. Еще до того, как по территории Афганистана были нанесены первые ракетно-бомбовые удары, члены правительства талибов пообещали, что нанесут удары по территории тех стран, которые поддержат американскую антитеррористическую операцию.
Если учесть, что о своей готовности содействовать США официальный Ташкент заявил еще до того, как прозвучала соответствующая “отмашка” со стороны России, то угрозы талибов в адрес Узбекистана не выглядят такими уж неожиданными. Плюс ко всему узбекскую границу, в отличие от таджикской, контролируют все те же талибы, а не оппозиционный им Северный альянс.
Но не выглядит ли эта схема – база в Ханабаде плюс контроль над границей – слишком упрощенной? И не остаются ли за ее рамками куда более важные вопросы: от исторических до политических? Даже беглый анализ обстановки не оставляет сомнений в том, что главные объекты интереса талибов – это вовсе не база в Ханабаде.
Именно на территории Узбекистана расположена Бухара – древняя духовная столица всей Центральной Азии. Как минимум заслуживает внимания тот факт, что даже в годы существования СССР именно в Бухаре действовало единственное в СССР медресе. Бухарский эмират, в свое время одно из крупнейших государств региона, просуществовал до того, как Центральная Азия перешла под власть России. И если на территории Туркестана действовали те же законы и порядки, что и во всей остальной Российской империи, то Бухарский эмират, так же как и Хивинское ханство, сохранил определенную самостоятельность, особенно во внутренних делах.
Несмотря на то, что эмир с гордостью носил пожалованные “русским падишахом” полковничьи погоны, средневековый уклад жизни старой Бухары остался практически нетронутым. Уже во втором десятилетии ХХ века, в 1914 – 1916 гг., тут зародилось движение джадидов, или, как их называли по аналогии с младотурками, “младобухарцев”, выступавших за реформы Бухарского эмирата по западнобуржуазному образцу с налетом национализма и пантюркизма.
Как того и следовало ожидать, деятельность джадидов вызвала бешеную злобу власть предержащих, которых вполне устраивали средневековые порядки Бухары. Последовали жесточайшие репрессии, и российская власть даже не подумала вмешаться.
Конец “автономии” бухарского эмира наступил только после “советизации” Узбекистана. Однако в разгар басмаческого движения в Центральной Азии Бухара представляла собой то же самое, что и нынешний афганский Кандагар – неофициальную идеологическую столицу, где сопротивление советской власти круто замешивалось на религиозном фанатизме.
Заслуживает внимания и другой факт. В стане талибов об “освобождении священной Бухары” говорили еще в 1997 году! Имя Усамы бен Ладена большинству населения было тогда неизвестно, об антитеррористической операции трудно было даже помыслить, отряды талибов практически без сопротивления подчиняли себе центральные районы Афганистана, население, уставшее от войны и междоусобицы, встречало их чуть ли не с восторгами, и молла Мохаммед Омар, окрыленный легкими победами, был уверен, что “бросок на север” уже неудержим.
Ферганская долина тоже заслуживает не менее серьезного внимания. Если Бухара – это официальный религиозный центр, то Ферганская долина исстари играла роль первой скрипки в политическом раскладе Центральной Азии. Многонациональная, густонаселенная, плодородная и бедная, она представляла собой прямо-таки идеальное место для зарождения религиозно-политического экстремизма.
Тут опять необходим экскурс в историю Центральной Азии. В отличие от Южного Кавказа и тем более Балтии, в Центральной Азии на момент перехода ее под российский контроль не существовало опыта национальной государственности. И в результате религиозная самоидентификация тут превалирует над национальной. Проще говоря, жители Ферганской долины в первую очередь считают себя мусульманами, а уже потом – узбеками, таджиками и т.д.
Именно в Фергане басмаческое движение в 20-30-е годы было наиболее сильным. И поэтому не стоит удивляться, что именно в Фергане впервые заявил о себе “политизированный ислам”. Возникавшие тут впервые на территории тогда еще существовавшего СССР ваххабитские мечети со своими духовными лидерами брали на себя роль “двойной оппозиции” – и духовной, и политической.
В Центральной Азии, шагнувшей в социализм прямо из феодализма, вряд ли могли возникнуть национально-демократические течения типа азербайджанского Народного фронта или литовского “Саюдиса”. Так же как и в шахском Иране, роль оппозиционной идеологии брала на себя религия. А “новые авторитеты” выступали и против светской власти, и против “официальной” религии, запятнавшей себя сотрудничеством с этой властью.
Именно в Ферганской долине родился Джума Намангани, один из ближайших соратников Усамы бен Ладена. Тут, в Фергане, возникает и “Исламское движение Узбекистана” (ИДУ) – первая террористическая группировка в бывшем СССР, внесенная в список госдепартамента США как международная террористическая организация. И именно в Ферганскую долину еще до терактов 11 сентября прорывались через Таджикистан и Кыргызстан боевики все того же ИДУ.
Конечно, переоценивать влияние и авторитет экстремистов на узбекское общество не стоит. Тем более, что обращение ИДУ к террору – это красноречивое доказательство того, что их политическая агитация не сработала. Однако Узбекистан – это единственная страна в Центральной Азии, где талибы могут рассчитывать на наличие идеологических союзников.
Так что причиной их интереса к Узбекистану является вовсе не база в Ханабаде. И для официального Ташкента при таком раскладе сил присутствие в Узбекистане американских войск – это вовсе не “фактор риска”, а единственная гарантия безопасности.
Из архивов газеты ЭХО, 2001 год