Рауф ТАЛЫШИНСКИЙ
Хотел о другом, но эту тему обойти просто невозможно. Двухдневное парламентское обсуждение карабахской темы в ее “минском” варианте привело к тому, что телевидение опрашивает людей на улицах, и половина высказывается за военный путь решения проблемы. Причем, судя по всему, напряжение будет нарастать, во всяком случае, то время, пока президент будет находиться в Париже. Военные действия, конечно, по итогам всенародного референдума и социологических опросов не начинают.
И, тем не менее, кажется, что раз уж о войне заговорили, хорошо бы, одновременно, о ней и подумать. Как мне кажется, у нас в данном случае, это, к сожалению, бывает довольно часто, имеет место подмена понятий. Война – это не альтернатива документам Минской группы. Война – альтернатива переговорам. То есть, война, как и переговоры, – это СПОСОБЫ (разные, конечно) прийти к какому-то РЕЗУЛЬТАТУ. “Минские” документы – и есть один из вариантов РЕЗУЛЬТАТА. Переговоры, завершающиеся соглашением о каком-то варианте “широкой автономии” Нагорного Карабаха в составе Азербайджанской Республики, общество (во всяком случае, в последнее время) принимало благожелательно.
Те же переговоры, но имеющие в результате “общее государство”, оно (совершенно справедливо) отвергает. То есть, нас не устраивает не СПОСОБ, а РЕЗУЛЬТАТ. Но мы, не обращая внимания на эту существенную разницу, ищем новый СПОСОБ, не задумываясь, кажется, о том, каковы будут те РЕЗУЛЬТАТЫ, к которым он приведет? При определенных обстоятельствах война – действительно единственный способ решить проблему.
Но, мне кажется, что дискуссии, которые сегодня охватили наше общество, сконцентрированы на темах боковых, оставляя вне поля зрения центральные. Другими словами, мы говорим преимущественно не о том, что действительно остро требует выработки общественной позиции. В частности ряд тезисов обсуждать, по разным причинам, смысла не имеет. Первый: имеем ли мы на войну право? Ответ очевиден: имеем, никто не сможет упрекнуть нас за то, что мы хотим отобрать у несговорчивого оппонента собственную землю. Спорить здесь нечего – все понятно. Не спорят, кстати, даже армяне. Никто ни в Ереване, ни в Нагорном Карабахе не говорит: “Не имеете права”. Там утверждают другое: “Не сможете”.
Отсюда – второй тезис: готова ли армия к войне? Предлагаю считать, что готова, с тем, чтобы не останавливаться на вопросе, который всерьез могут обсуждать специалисты, да и то не все, а информированные. Предлагаю пропустить такие темы, как затраты, время, которое потребуется на военные действия, помощь противнику со стороны других стран и пр. И обсудить следующий сценарий.
Азербайджанская армия начинает наступление и с успехом его развивает. Освобождаются прилегающие к территории бывшей НКАО оккупированные районы. Затем боевые действия переносятся непосредственно в ее пределы. Передовые отряды нашей Национальной армии продвигаются к Ханкенди. Начинается штурм, который завершается взятием города. Затем приходит очередь Шуши… Все вышесказанное – совершенно серьезно.
Если мы не рассчитываем на такой сценарий, то нечего и говорить о войне – начинать ее можно только будучи уверенным в конечной победе. Если же мы на такой сценарий рассчитываем, то так же совершенно серьезно нужно отдавать себе отчет: при всей своей благополучности это – не финал. Здесь заканчивается только СПОСОБ. И начинается РЕЗУЛЬТАТ, который у нас почему-то никто, в том числе и сторонники немедленного начала военных действий, не обсуждает. Итак, вопрос: что будет, когда военные действия, к которым половина (если судить по телеопросам) общества готова, успешно закончатся? Есть ли у нас какой-то план на этот счет? Можно ответить: начнутся переговоры.
Но ведь и переговоры желательно начинать, имея в голове некий результат, который стремишься достичь. Мне кажется, что политикам, призывающим сегодня к началу военных действий и пытающимся оценить боеспособность нашей армии, лучше заняться тем, что предложить некий план (или варианты) того, как они представляют себе Нагорный Карабах, возвращенный силой?
То есть, как мы представляем себе РЕЗУЛЬТАТ войны, ибо результат, в данном случае, – это не победа, это – МИР ПОСЛЕ ПОБЕДЫ. Как будет организован этот мир? Как вернувшиеся беженцы будут жить рядом с армянским населением? Проще предположить, что это население уйдет вместе с армянскими войсками. А если не уйдет? В Чечне, где военная победа России очевидна, население осталось, и кажется, ничего разумного в Москве в связи с этим придумать не могут.
И в Косово, с которым в военном отношении тогдашняя Югославия могла разобраться легко, тоже население осталось. И чем это обернулось для Белграда – известно. Выдвигая лозунги типа “Отвоюем землю!”, политики фактически призывают военных сделать свою работу. Но почему бы им, передохнув от призывов, для разнообразия немного не поработать и самим?
Например, внятно и желательно убедительно описать варианты административной системы управления территорией, которую отвоюет армия. Это будет пресловутая “широкая автономия”? Согласится на это наше общество, понеся в войне новые и, скорее всего, немалые, жертвы? Если не автономия, то что? С помощью каких аргументов мы убедим мировое сообщество (его придется именно убеждать) в том, что мы не готовы давать автономию, на которую недавно соглашались? Такие аргументы уже приготовлены или над ними будут думать “потом”? Если такой план есть, в чем, честно говоря, я сомневаюсь, то почему он не обнародован? Познакомиться с ним, наверное, было бы интересно всем, в том числе и тем, кто отправится на передовую.
Не хотел бы, чтобы меня поняли в том смысле, что война бесперспективна. Нет, она, может быть, в наших условиях – как раз единственно перспективный способ. Но начинать ее, не зная, что будешь делать даже при самом благоприятном стечении обстоятельств (о менее благоприятных я уже не говорю), как минимум, безответственно. Горький опыт Карабаха, казалось, должен был бы научить нас – думать ДО, а не ПОСЛЕ.
Из архивов газеты ЭХО, 2001 год