Дж.ИБРАГИМОВА
Собираясь в очередную поездку в лагеря беженцев, пресс-атташе управления верховного комиссариата ООН по делам беженцев (UNHCR) Вугар Абдусалимов предложил поехать и корреспонденту “Эхо”.
“Увидишь все своими глазами, а то все больше руководствуетесь скупыми сообщениями”, – сказал он. Откровенно говоря, вначале я засомневалась, стоит ли ехать, что нового можно вынести из этой поездки? Позднее стало ясно, что ошиблась.
Поездка предстояла непростая. И ясно это стало сразу же: жара, пыль, голые степи, буйволы, спасающиеся от духоты в вонючих лужах и, конечно же, дороги, бешеной тряской своей дарящие ощущение “американской горки”. Но все мои “охи”-“вздохи” от бытовых неудобств забылись сразу же по приезде на первое из запланированных для посещения поселений беженцев рядом с Агджабединским районом со столь поэтичным названием – “лачинские пастбища”.
“Так жить нельзя”, – думала я. “Так жить можно”, – доказывала действительность.
За три года – новое кладбище
Первые беженцы из Лачина рассчитывали прожить здесь не больше 1,5-2 месяцев. Тогда никто из них не мог себе представить, что пастушьи землянки, вырытые предками в качестве жилья на время зимних пастбищ, станут их домами на долгие 9 лет. Сегодня жизнь круто изменила их взгляды. Надежды на возвращение в родные места у них уже нет. Теперь они живут по другому принципу: “Нам бы день продержаться да ночь простоять”.
В душной землянке, куда мы заглянули, живет семья Дуньямалиевых. Отец, мать и четверо взрослых сыновей – все в одной землянке. Детям, когда они сюда попали, было неполных 10 лет. Единственное занятие теперь уже рослых, красивых парней сегодня – поездка за водой на местном “мерседесе”. Так шутливо называют они своего длинноухого помощника – ишака. Единственный артезианский колодец для около 20-тысячного населения “лачинских пастбищ” находится в 3 километрах от поселения. Отправляться туда надо ежедневно. Поездка отнимает много времени не только потому, что водный источник удален от места обитания этих людей, но еще и потому, что туда стекается все население территории.
Столпотворение у источника жизни сравнимо разве что с раздачей хлеба в блокадном Ленинграде. Ближайший медицинский пункт находится в райцентре. Но обращаются туда в крайне редких случаях. На выписанный рецепт все равно лекарств не купишь. А денег не хватает даже на еду. Основной рацион той же семьи Дуньямалиевых состоит из лобии, пендира и хлеба. На выдаваемую государством подачку иного слова и не подберешь, “черек пулу” в виде 2,5 “ширвана” плюс по 9 “мамедов” на каждого ребенка до окончания школы, большего не купишь.
Спрашиваю: “А на чем готовите?”. Улыбаются: “Было бы что приготовить”. В качестве топлива используется высушенный навоз. Ничего, что нестерпимо воняет, главная радость – есть подогрев. Хотя понятие “терпение” здесь не имеет конца. Безграничное терпение у этих людей, по-моему, уже давно превратилось в безразличие. Поэтому не перестает удивлять еще и радушие этих людей, улыбчивость. Нас бы в такие условия – через неделю количество суицидов в стране выросло бы в геометрической прогрессии.
Самое страшное в эти жаркие летние дни – гюрза. Ядовитая змея уже не раз заползала и в землянку, благо, здесь, хоть ненамного, но прохладнее, чем на поверхности. К счастью, у них пока обошлось без жертв. А вот соседского ребенка удалось спасти только благодаря житейской сноровке – глубокий надрез на месте укуса и последовавшее за ним обильное кровотечение на этот раз помогло.
“Умирать стали чаще”, – рассказывает хозяйка землянки Адыля Дуньямалиева. И если раньше усопших везли хоронить на находящиеся поблизости кладбища, то сейчас на территории поселения появился свой погост. Число надгробий – простых камней – растет быстро. Вакцинация среди детей не проводится, а учитывая антисанитарию, нетрудно догадаться, что чаще всего умирают дети и старики.
Среди землянок на территории “лачинских пастбищ” площадью в 30 тысяч гектаров земли возвышаются и каменные строения. Порядка 430 домов с туалетами (это очень важное дополнение) построено здесь управлением верховного комиссариата ООН по делам беженцев. В домах поселились наиболее уязвимые семьи беженцев. Это лишь небольшая привилегия этих людей перед остальными своими собратьями по лагерю.
Зачем же плодить детей?
Следующий пункт – Бейляганский район. Здешнее поселение беженцев названия вообще не имеет. Обитают здесь жители в основном Ходжавендского района. В сравнении с “лачинскими пастбищами” здешняя территория радует глаз довольно обильной растительностью, уютными плетнями из камышовых веток, за которыми стоят типовые каменные дома. 200 домов для 200 семей и здесь построены UNHCR.
По словам Вугара Абдусалимова, до вселения этих людей в каменные дома многие из них размещались в Бейляганском районе или на его окраинах, на заброшенных фермах, жили в хлеву.
Хозяева одного из домов, куда мы зашли, на вопросы отвечали неохотно, и не потому, что стеснялись, просто нечего было ответить. Молодая семья, проживающая здесь, ждет второго ребенка. Из Эльшада Гусейнова, 23-летнего отца прекрасного малыша, слова приходилось тащить чуть ли не клещами.
– Работаете?
– Нет.
– На что живете?
– На “хлебные деньги”.
– Трудно?
– Трудно.
– Зачем же вам второй ребенок?
– Дети все же…
– Кем хотите видеть сына?
– ?!
В поселке работают клиника, детские сады, бани, имеются школа и так называемый коммунальный центр для торжеств, собраний. Обо всем этом уже рассказывает Вугар Абдусалимов. Из ближайшего водного канала UNHCR провел воду, которая закачивается в цистерну и очищается. Затем вода распределяется сразу к нескольким дворам поселка.
Местничество, в хорошем смысле этого слова, играет здесь свою положительную роль. Реализуемая здесь ооновской организацией программа “Локальная интеграция” включает в себя компонент сообщества. Жители – беженцы из одного района, хорошо знакомы, помогают друг другу. По словам В.Абдусалимова, сейчас в данном поселении продолжается работа того направления программы, которая ставит своей задачей обеспечение людей работой. “В действующем здесь тренинг-центре люди могут освоить азы какой-то профессии”, – говорит пресс-атташе UNHCR.
Сестра молчаливого хозяина двора Аида Гусейнова, изучив основы медицинской помощи, работает в клинике, построенной в поселении. Есть среди жителей поселка и свои учителя. При царящей как в самом поселении, так и в близлежащем районе безработице, это – несказанная благодать.
Ведь единственным гарантированным источником дохода здесь, как и в каждом другом лагере для беженцев, – все те же “черек и ушаг пулу”. Приусадебный участок помогает хоть как-то разнообразить нехитрый стол. И я знаю точно, найдется немало их коллег по несчастью, которые могут им позавидовать.
Забытые призраки
Ощущение того, что об этих людей вытерли ноги, оставило посещение последнего пункта нашей поездки – железнодорожной станции “Саатлы”. Чудовищные условия существования этих несчастных людей не оставляло на сей счет никакого сомнения. 100 вагонов на двух путях стоят здесь прямо перед железнодорожной станцией “Саатлы”. Стоят с 1993 года. Временное пристанище около 400 человек из оккупированного Джебраильского района превратились для них в многолетнюю пытку.
Романтичная мечта о том дне, когда их родная земля будет осовобождена, придет локомотив и, зацепив вагоны, увезет их обратно в Джебраил, не знаю, как у кого, но у меня вызывает острое чувство сомнения и… стыда.
“Сколько можно смотреть. Лучше бы помощь привезли”, – ворчали вслед нам старики. Те, кто помоложе, их одергивали: “Они-то в чем виноваты”.
Не знаю, как у других, но у меня чувство вины было. Хотя бы за то, что приходилось фотографировать их в таком вот плачевном виде. Хотя бы за то, что через несколько часов после встречи с ними машина с кондиционером довезет меня до города, где есть вода, телевизор и другие условия более-менее цивильной жизни.
Практически все жители саатлинского ада находились под вагонами. Во внутрь нас особенно не приглашали, понимали, выдержать 60-градусное пекло в железном вагоне нам без подготовки будет не по силам. Своеобразными двориками для этих несчастных служат закрытые плетнем со всех сторон промежутки между колесами. Заглядывать в них – все равно что подглядывать в чужую квартиру.
Самая большая проблема сегодня – это вода. Жители находящихся буквально в 100 метрах от станции каменных домов в последнее время все с меньшей охотой делятся водой – самим не хватает. Основной источник дохода – 2,5 “ширвана” плюс детские 9 “мамедов”. А детей школьного возраста здесь до 120 человек. 4 последних вагона обоих составов приспособлены для школьных занятий.
Мать и дочь, Шафура и Сафура Мамедовы, живут здесь около 8 лет.
– Как дела?
– Пока живы.
– На встречах с президентом беженцы, как правило, твердят одно – будем терпеть столько, сколько потребуется. Сколько еще вы готовы терпеть?
– Вай Аллах, что вам сказать, не знаю…
Фраза “Так жить нельзя!” сверлила мозг на протяжении всей поездки. “Можно”, – говорил мальчишка в майке с изображением футбольного кумира пацанов всего мира. “Это кто?”, – поинтересовалась я у него. “Роналдо”, – без запинки ответил мальчик.
“Так жить нельзя!”.
“Можно”, – говорила молодая женщина, стиравшая в одной и той же воде вместе с мужниными штанами и пеленки своего малыша.
Из архивов газеты ЭХО, 2001 год