“Лиссабонская игла”

НУРАНИ

Май 1994 года, когда было заключено соглашение о прекращении огня, считают “поворотным пунктом” в истории карабахского урегулирования. Правда, отношение общества к этому документу за семь с половиной лет безрезультатных переговоров изменилось настолько, что власть, еще совсем недавно объявлявшая “достижение мира в Карабахе” своей главной победой (о том, что накануне подписания этого соглашения в наступление шла азербайджанская армия, понятное дело, не вспоминали), сегодня с тем же жаром заявляет, что соглашение это стало результатом “давления Москвы” и “предательства внутри Азербайджана”.

Но в истории переговоров по Карабаху в рамках ОБСЕ было еще одно событие, которое власти “по горячим следам” выдавали за эпохальное, “переломный момент” и “окончательную и бесповоротную победу”. О нем уже мало кто вспоминает. Речь идет о Лиссабонском саммите ОБСЕ, состоявшемся ровно пять лет назад – в декабре 1996 года.

Сказать, что тогда власть представляла его результаты как свою большую победу, значит ничего не сказать. Масштаб событий можно было сравнить разве что с награждением Азербайджана очередным переходящим знаменем ЦК КПСС, Совета министров СССР и ВЦСПС за успехи в строительстве развитого социализма: пресс-конференция, на которую, кроме представителей местной прессы, пригласили и журналистов “из самой Москвы”, “народное собрание”, которое в журналистских кругах тут же окрестили “партхозактивом”, соответствующая пропагандистская компания в проправительственной прессе…

Правда, серьезного, вдумчивого анализа, что же на самом деле произошло на саммите ОБСЕ в Лиссабоне, так и не состоялось – его заменило долгое и бурное выражение верноподданнических чувств, и основной лейтмотив настроений сводился к тому, что в заявлении действующего председателя ОБСЕ по Карабаху, в поддержку которого высказались 53 члена ОБСЕ из 54, кроме самой Армении, содержатся “лиссабонские принципы”, которые крайне выгодны Азербайджану, то есть, проще говоря, “дни в мае длиннее ночей в декабре, и хоть тянется время, но все решено”.

Были, правда, и тревожные признаки. Как оказалось, кроме “проазербайджанского” заявления действующего председателя, где указывалось, что конфликт следовало решать на основе уважения территориальной целостности, нерушимости границ, возвращения беженцев и т.д., было еще и этакое “особое мнение” армянской стороны, что статус НК – это предмет переговоров, и регламентировать его заранее нельзя, и оно тоже было включено в документы саммита. Кроме того, даже в тексте заявления действующего председателя ОБСЕ вдруг обнаружилось и “самоопределение наций”, причем в том тексте, который поступил в Азербайджан по каналам ЮСИА, оно было, а вот в том, который публиковала местная пресса, уже не было.

Но их никто не замечал. Вернее, не хотел замечать. Переговоры тянулись уже два с половиной года (кто знал, что впереди еще целая “пятилетка конструктивного диалога и поиска взаимного компромисса”?!), 20% территории Азербайджана было оккупировано и всем был необходим этакий заряд положительных эмоций. А власть, кроме всего прочего, нуждалась еще и в “сильном козыре”. Так что “победу в Лиссабоне” постарались отыграть во внутренней политике сполна.

Сегодня, когда разочарование в действиях Минской группы выражают на вполне официальном уровне, об умело срежиссированной “лиссабонской эйфории” пятилетней давности, продолжавшейся вплоть до президентских выборов 1998 года, предпочитают не вспоминать. Чтобы не провоцировать вполне понятного вопроса: если в Лиссабоне действительно была одержана такая важная победа и Азербайджану удалось переломить ситуацию в свою пользу, то каким же образом мы не смогли развить успех и оказались в таком положении сегодня? Если же мы сделали все, что от нас зависело, и добились максимальных результатов из возможных, то какой была истинная цена Лиссабона? Мы бездарно разменяли свой успех или же просто выдали желаемое за действительное?

И вот тут мы подходим к самому главному. Будем откровенны: тот документ, которым мы все так дружно восторгались, представлял собой не решение, а заявление и, следовательно, имел совсем другой статус, другую юридическую силу и т.д. Это специалистам было ясно с самого начала.

В июле 1997 года сторонам конфликта был предоставлен очередной пакет предложений ОБСЕ, и в преамбуле указывались документы и принципы, которые легли в их основу: Устав ООН, принципы и решения ОБСЕ, общепризнанные нормы международного права, а также 822, 853, 874 и 884 резолюции СБ ООН. В декабре 1997 года, то есть через год после саммита, когда проправительственная пресса по поводу и без повода напоминала нам о “большом успехе в Лиссабоне”, был предложен следующий график ОБСЕ, на сей раз “поэтапный”, который базировался на тех же принципах, но с добавлением решений Будапештского саммита ОБСЕ 1994 года.

А в третьем варианте, содержавшем принцип “общего государства” и поступившем в ноябре 1998 года, то есть синхронно с выборами президента Азербайджана, когда официальная пресса вновь захлебывалась в восторгах по поводу Лиссабона, преамбула как таковая отсутствует вообще. То есть решения Лиссабонского саммита, которые Азербайджан выдавал за свою важную победу, Минская группа в своей работе НИКАК НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛА и тем более на них НЕ ОСНОВЫВАЛАСЬ.

А нам продолжали без устали напоминать, что в Лиссабоне одержали такую победу, что теперь наш успех в Карабахе предрешен, несмотря на то, что юридическая несостоятельность лиссабонских документов была уже очевидна. Потому что в Азербайджане, по сути дела, ничего не изменилось. Маховик переговоров по-прежнему прокручивался вхолостую, 20% территории по-прежнему оставались под оккупацией. и каждый седьмой по-прежнему был беженцем. И нам по-прежнему требовались “положительные эмоции”, которые подтверждали бы, что те, кто ведет переговоры в рамках Минской группы от имени Азербайджана, способны добиться успеха.

Выражение “Лиссабонский саммит” постепенно превращалось в наркотик, при помощи которого кто-то пытался уменьшить боль, кто-то – уйти от пугающей и давящей реальности. А кто-то делал на нем вполне успешный “бизнес”.

Первым “холодным душем” для нас оказались предложения ОБСЕ, которые содержали принцип “общего государства”, – они были отвергнуты Азербайджаном, и это заставило задуматься: чего же в действительности стоит успех в Лиссабоне, если новые предложения ОБСЕ оказываются неприемлемыми? А потом последовала публикация документов Минской группы и нынешний “дипломатический кризис”. Похоже, у нас наступила “ломка” – наркотик под названием “Лиссабон” более не действует. И если мы хотим выжить, то нам надо сжать зубы и “переломаться”, а не искать новый способ “поймать кайф”.

Из архивов газеты ЭХО, 2001 год


Метки: