Хадиджа Аббасова рассеяла слухи

А.ГАДЖИЕВА

Хадиджа Аббасова уехала в Турцию в 1991 году. Вернулась, отреагировав на слухи о том, что она, якобы, бросила своего мужа Эмина Сабитоглу, вышла замуж в Турции.

В 1994 году они уже решили ехать в Турцию вместе. Об этой супружеской паре было много кривотолков. Во времена СССР все кому не лень брали на себя роль нравственной полиции и упрекали уже немолодого мужчину в нравственной неустойчивости. И никто не вникал в то, что была Любовь.

– О вас общественное мнение сложилось несколько негативное. Говорят, что вы “увели мужа, разбили семью”. Расскажите, как вы оказались в роли соблазнительницы. Эмин бей дал себя увести или все шло к тому и без вас?

– (Смеется). Если Эмин был бы жив, он был бы категорически против таких откровений о личной жизни. Но я иду с вами на откровенный разговор и хочу поставить все точки над “i”. Чтобы люди знали, как это было.

Никто никого не уводил. Да, со стороны семьи в мой адрес вначале звучали не очень лестные высказывания.

Но это совершенно естественно и я совсем не обижаюсь. Ведь и общество подталкивало к таким разговорам.

Об отношениях композитора и певицы всегда складывают легенды. Когда-то и Раймонда Паулса чуть не женили на Алле Пугачевой.

– Как вы познакомились?

– Мне было десять лет и я уже пела его песни в самодеятельности. Музыка Эмина Сабитоглу меня успокаивала. Я подсознательно шла к знакомству с ним. И вот в 1974 году, когда я была в театре у Рашида Бейбутова, услышала, что должен прийти Эмин Сабитоглу и принести свои песни.

Я была тогда совсем девчонка, Рашид Меджидович меня заметил в Москве, когда я заняла первое место на фестивале ВДНХ СССР. И вот представьте себе, стоит девчонка, худенькая, черненькая, как Эмин сам потом говорил, с длинными волосами. Эмин говорит: “И кто будет петь?”. Рашид Меджидович указал на меня. Он посмотрел и говорит: “Что? Эта девочка, что ли?! Она даже на певицу не похожа!”.

А меня очень задели эти слова, потому что я так ждала его прихода, бежала по лестницам со словами: “Идет-идет! Эмин Сабитоглу”. Я была обижена, даже заплакала. А он даже не обратил внимания на то, как я спела. Спустя годы я забыла эту обиду. И в 1979 году по-своему, по-женски отомстила.

Мы были в Швеции с государственной делегацией. Я, конечно, к тому времени раскрылась, год пожила в Америке, объездила много стран. Мне было тогда двадцать два года. И вот в Швеции подходит ко мне композитор Эмин Сабитоглу. Ему уже приятно было показать, что он знаком со мной. А я повернулась к нему и говорю: “Ой, извините, а кто вы?”. Стоявший рядом с нами человек искренне удивился моему вопросу: “Что вы? Это же Эмин Сабитоглу!”. И тут Эмин говорит: “А вы не помните, я вам песню приносил?”. Тут я ему и ответила: “То, что вы мне песню приносили, я не помню, а то, что сказали, что “она даже на певицу не похожа”, я помню”. Он засмеялся: “Ты сравняла счет – один-один”. И мы опять расстались.

Спустя три года, в 1982 году, когда я вернулась с гастролей, услышала, что меня ищет Эмин Сабитоглу. Оказалось, что по сценарию Халиды Гасиловой на музыку Эмина Сабитоглу в музкомедии ставится спектакль и на главную роль приглашают меня. Я согласилась. Начались репетиции.

Представьте себе, целый год каждый день, с десяти часов утра до вечера, встречаешься с композитором, работаешь. Я начала наблюдать за ним, а он – за мной. Я обращала внимание на его отношения с людьми, на его шутки, ум. С ним было очень интересно, он мог беседовать на любые темы. Я сама была очень развитой девочкой в школе, училась отлично. И с Эмином я была счастлива и ждала каждый день, когда мы с ним в театре встретимся. Он же удивлялся моей жизнерадостности.

Потом Эмин Сабитоглу начал мне писать песни и появился цикл: “Гямичи гардаш”, “Сырави Ахмед”, “Хаджыкяндя гедян йоллар”… Я стала замечать, что он тянется ко мне. А после премьеры спектакля, когда я увидела его, смахивающего слезы, я поняла, что, видимо, он любит меня. Но я знала, что у него семья, и не собиралась разбивать ее.

– Вы были согласны на роман?

– Но романа еще не было. Когда начались все эти грязные разговоры, романа еще не было. Но я семью не виню. Я не виню ни жену его Джамилю ханым, ни дочь Джейран, ни маму Исмет ханым, ни сестер. Любая женщина на месте Джамили ханым среагировала бы так же.

Роман возник, когда началась кампания против него и меня. Даже помню, что звание народного артиста ему тогда не дали из-за наших отношений. Его вызывали в Центральный Комитет и предлагали: “или Хадиджа, или звание”. Меня же вначале представили на звание лауреата премии комсомола, но затем “зарубили”.

Как-то он сказал, что хочет все время быть со мной. Я же решила, что традиции должны быть соблюдены. Он пришел свататься к нам, мы обручились, и свадьба состоялась в ресторане “Москва” в 1987 году. Процесс развода был болезненным, не стоит это ворошить.

– Между вами большая разница в возрасте. Его не смущало то, что его старость близка, а вы молоды и, может статься, что он не сможет вам дать того, чего вы ждете от замужества?

– Между нами была разница в двадцать лет. Я не думала об этом ни до того, как вышла за него замуж, ни после. И его это не мучило.

Он меня хорошо знал. И был на тысячу процентов уверен в том, что даже через двадцать-тридцать-сорок лет я никогда его не брошу. Когда влюбляешься в человека духовно, эта связь никогда не прерывается.

Эмин – моя частица. Хотя бы он сейчас был бы жив, парализованный, больной, но живой! Я бы смотрела за ним, я бы все бросила! Я ради него сцену бросила и никогда не жалела.

Это дар Божий для меня, что я рядом с таким человеком жила, была восемнадцать лет вместе с ним, из них двенадцать мы были официально женаты. Я всегда ему говорила: “Эмин, ты не переживай. И мама твоя с годами узнает и полюбит, и Джамиля ханым, и дочка твоя”. И, знаете, все так и случилось. Мама его Исмет ханым очень полюбила меня, с дочкой Джейран мы подружились, внучка-чудо меня очень любит. Они у меня гостили в Стамбуле.

Эмин не общался с Джамилей ханым. В последние годы его жизни я сама настояла на том, чтобы они помирились, так как она мать его ребенка.

Джамиля ханым посвятила Эмину двадцать пять лет своей жизни, я – восемнадцать. Мы делили и радости, и горести с ним, со своими плюсами и минусами.

– Вы сами не желали иметь детей или…

– … (Вздохнув). Как не желала?! Я была беременна, но ребенок не остался. Второй ребенок – мальчик и его Эмин уже видел – тоже не выжил. Сейчас моим детям было бы девять и одиннадцать лет. А в последние два года я виновата – побоялась.

– На годовщине вы уронили фразу: “Для кого я теперь буду мыть, стирать, убирать, готовить?..”

– Мне сейчас говорят, что ты молодая, еще выйдешь замуж. А я говорю – нет. Я все это только для Эмина могла делать. Котлета ему не нравится – я заново приготовлю, ночью проснется и жареной картошки захочет – без ворчания я могла встать и пойти жарить ему картошку. Кстати, песня “Шюкриййя” рождалась под жареную картошку. (Смеется).

Он на самом деле мог проснуться ночью со словами: “Как пахнет жареной картошкой!”. “Эмин, какая картошка, четыре часа ночи!”. Но вставала и шла на кухню. Так как я знала, что вдохновение приближается, сейчас что-то напишет.

– Много, наверное, осталось незаконченных работ?

– Обидно то, что он уже завершил работу над “Мещанином во дворянстве” Мольера, но не нашлось спонсора для осуществления постановки.

Он писал песни для азербайджанских певцов. Осталось много новых композиций, которые я распространю между нашими певцами, сама буду петь. Он написал цикл песен на слова Джафара Джаббарлы…

Для завершения дел надо жить в Баку, но сейчас у меня нет условий. Нашу с ним квартиру я после его смерти продала. Как-то я зашла в зал, где стоял рояль Эмина, и в тот же день решила, что больше в этой квартире без него жить не смогу…

Он чувствовал свою смерть. 2 ноября – его день рождения, а через две недели в прошлом году он умер. Но в день рождения Эмина я обняла его и сказала: “Если тебя не станет, что я буду делать?”. Он сказал: “Нет-нет, пока ты рядом со мной, я не умру”. Меня мучает совесть, что я его отпустила.

Он приехал в Баку в связи с юбилеем своего отца Сабита Рахмана, который должен был состояться 21 ноября, но 17 ноября Эмин умер.

Эмин, хоть и запоздало, но получил в прошлом году звание народного артиста. 17 ноября друзья – писатель Анар, Фикрет Годжа и другие – пошли в ресторан отметить это. Анар рассказывает, что у него в этот день настроение было плохое и он не дотронулся даже до вина. Ночью в двадцать минут четвертого он скончался… А меня не было рядом…

Я не помню, как прилетела… Когда я увидела, что мы едем не в больницу, а домой, все поняла… Поняла, что Эмин ушел без меня…

Ему незадолго до смерти подарили самозаводные часы. В последнее время они часто останавливались. Надевала я – они шли. Он говорил: “Мало осталось, ухожу я…”.

Из архивов газеты ЭХО, 2001 год


Метки: