Неприятные сюрпризы на севере Китая

А.ШАКУР

Сенсационные сообщения о местонахождении Усамы бен Ладена после террористических актов 11 сентября появляются с завидной регулярностью. На сей раз в центре внимания вновь оказался Ваханский коридор – узкая полоса афганской территории между Пакистаном и Таджикистаном, выходящая к китайской границе, точнее, к Синьцзян-Уйгурским автономным районом Китая.

Напомним: по сообщению пакистанской газеты “Ньюс”, бен Ладен находится именно здесь, на военной базе, переоборудованной на деньги самого саудовского миллионера-террориста. База эта находится глубоко в горах, между долиной Сар-е-Куль и городком Бузай Гумбад. Как утверждает пакистанская газета, там несколько сот человек могут годами автономно существовать в глубоких горных бункерах – на базу завезено достаточное количество продовольствия и боеприпасов.

Вместе с Усамой здесь якобы скрывается его личная гвардия из арабов и чеченцев в количестве 200 человек, а подступы охраняют еще порядка 2,5 тыс. боевиков из “Аль-Гаэды”. США известно о данном укрытии. Более того, утверждает “Ньюс”, три дня назад группа американских “коммандос” из отрядов “Дельта” и “Тюлени” начала пробираться к пещере. На вооружении американцев – винтовки, гранатометы, лазерное оружие, передающие спутниковые устройства, а также “новые проникающие бомбы”, способные “выкурить” боевиков Усамы из подземных убежищ, пишет “Ньюс”. Появлявшиеся же ранее сообщения, что бен Ладен укрывается в пещерах в горах провинции Урузган, к северо-востоку от Кандагара, на родине духовного лидера талибов муллы Омара, “Ньюс” именует дезинформацией, которую настойчиво пытались довести до сведения США сами талибы.

Сообщения о том, что Усама бен Ладен то ли находится вблизи короткого участка афгано-китайской границы, то ли уже пересек ее и скрывается в Синьцзяне, среди китайских уйгуров, уже неоднократно появлялись в печати. Понять логику действий саудовского террориста в общем-то несложно. Еще во времена ирано-иракской войны многие жители Тегерана, Тебриза, других крупных иранских городов предпочли перебраться в иранскую Астару – поближе к советской границе.

Расчет был прост: при массированных бомбовых ударах по приграничным районам никто и никогда не сможет дать гарантии, что “шальная бомба” не залетит на сопредельную территорию, а значит, иракские ВВС, скорее всего, не будут наносить массированных бомбовых ударов по иранской Астаре, дабы не рисковать отношениями с СССР. Возможно, Усама бен Ладен действует по той же логике: Ваханский коридор – в прямом смысле слова “узкое место” и проводить здесь “ковровые бомбардировки”, рискуя попасть шальной бомбой или ракетой то ли по таджикской, то ли по пакистанской, то ли по китайской территориям, США, скорее всего, не станут.

Вопрос в другом: только ли опасениями в связи с возможными бомбовыми ударами ограничивается интерес Усамы бен Ладена к афгано-китайской границе? Согласно последним сообщениям из Китая, вооруженные силы КНР в Синьцзян-Уйгурском автономном районе приведены в состояние повышенной боевой готовности. Как сообщает “Интерфакс”, такое решение объясняется опасением возможных атак со стороны местных сепаратистских группировок мусульман, находящихся на границе с Пакистаном и Афганистаном.

О наличии проблем в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая, значительную часть населения которого составляют тюркоязычные мусульманские народы: уйгуры, казахи, киргизы, “черные калмыки”, дунгане и т.д. – было известно достаточно давно.

Более того, нередко северные районы Китая именуют Восточным Туркестаном. Еще в середине девяностых годов иностранные, прежде всего японские, газеты публиковали сообщения о массовых выступлениях сторонников независимости Синьцзяна, или Синджана, и не менее массовых и жестких репрессиях китайских властей, которые явно не желали расставаться со своей территорией.

В частных беседах “осведомленные лица” из числа китайских дипломатов признавали: сепаратистские настроения в Синьцзяне тревожат Пекин куда больше, чем известная “тибетская проблема”. Тут куда больше населения, и если в тюркских районах Китая вспыхнет мятеж, то его последствия окажутся катастрофическими. При этом нет сомнений и в том, что “взрывного материала” в “Восточном Туркестане” накопилось более чем достаточно. Теоретически еще пять – шесть лет назад существовала вероятность, что контроль над движением за независимость Восточного Туркестана окажется в руках сторонников светской демократии – во всяком случае многие сообщения о событиях в этом регионе поступали из стамбульского офиса движения восточнотуркестанцев.

И, возможно, если бы китайские уйгуры в девяностые годы получили бы такую же поддержку от Запада, как их тибетские “коллеги” в пятидесятые, когда для “тибетских партизан” с воздуха сбрасывались и оружие, и боеприпасы, и провиант, события могли развиваться по-иному. Однако желающих ссориться с Китаем ради поддержки местных националистов не нашлось. Да и вряд ли в китайских уйгурах аналитики видели серьезную силу, способную бросить вызов Пекину.

Однако желающие взять уйгуров под свой патронаж вскоре нашлись. И ими оказались эмиссары все той же “Аль-Гаэды”. Они могли себе позволить действовать, не оглядываясь на понятия “государственного суверенитета” и не опасаясь “испортить отношения”, а в качестве помощи “братьям-мусульманам” предлагали не проведение семинара где-нибудь под Бостоном или пикета перед Белым домом, когда президент США будет принимать китайскую делегацию, а оружие, взрывчатку и помощь в обучении “боевиков”.

Если учесть, что и сами уйгуры о демократии имели весьма отдаленные представления, а уж носителями западного “толерантного мышления” не были и подавно, то успех “Аль-Гаэды” на уйгурском направлении был предрешен. Первые сообщения о распространении среди китайских уйгуров того самого “ваххабизма”, радикальных настроений и т.д. впервые стали приходить из сопредельного с Китаем Кыргызстана – здесь по обвинению в ваххабизме были арестованы несколько активистов общества “Восточный Туркестан”.

Однако произошло это накануне очередной китайско-кыргызской встречи на высшем уровне, где ожидалось подписание большого пакета экономических соглашений. И многие журналисты расценили тогда аресты в Бишкеке как следствие “заказа” китайской стороны, где уже давно проявляли обеспокоенность активностью “восточнотуркестанцев”.

Причем в сообщениях из Китая речь шла не о подпольных газетах, антиправительственных листовках и т.д. – в Синьцзяне гремели взрывы, не оставлявшие сомнений в том, каким способом намерены добиваться своих целей сторонники независимости Восточного Туркестана.

А позже китайские уйгуры несколько раз обнаруживались среди пленных боевиков в Чечне. Отыскались они и в “афганском Алькатрасе” – острове посреди реки Кокча, где Северный альянс оборудовал тюрьму для пленных талибов. Малочисленные и разрозненные вооруженные группировки китайских уйгуров втягиваются в систему международного терроризма.

К чему это может привести, можно увидеть на примере ПКК. Сначала Курдская рабочая партия представляла собой одну из тех левацких суперрадикальных группировок, которые в Турции на рубеже семидесятых – восьмидесятых годов плодились как грибы после дождя.

Но после того, как 6 апреля 1980 года в Бейруте ПКК подписала соглашение о сотрудничестве с армянской АСАЛА, установив тем самым соответствующие “контакты” и получив “пропуск” в высшие сферы международного терроризма, ситуация коренным образом изменилась.

То же самое произошло и с исламским движением Узбекистана, установившим контакты с бен Ладеном и его группировкой “Аль-Гаэда”. Список можно продолжать до бесконечности. А, во-вторых, в Чечне и Афганистане значительная часть их членов приобретает тот самый “боевой опыт”, который может быть пущен в ход и на родине.

С одной стороны, переход уйгурских сепаратистов под контроль “Аль-Гаэды” лишает их надежд заручиться симпатиями мирового сообщества и в определенном смысле развязывает руки Китаю, хотя, как показывает пример Чечни, абсолютного “карт-бланша” ожидать не следует. Но, с другой, опасность развязывания “террористической войны” в Синьцзян-Уйгурском районе сегодня достаточно велика, тем более, что группировки подобного рода с лихвой компенсируют свою малочисленность известным радикализмом. Так что неприятные сюрпризы на севере Китая сегодня более чем вероятны.

Из архивов газеты ЭХО, 2001 год


Метки: