А.ГАДЖИЕВА
Тюкезбан Исмайлова – одна из немногих женщин в искусстве, которая может похвастаться состоявшейся семейной жизнью. Она делала карьеру певицы, не прилагая для этого особых усилий. Просто пела, при этом не забывала о долге матери и жены. Впрочем, забыть об этом не было даже малейшей возможности. За долгие годы совместной жизни с Габибом Байрамовым она ни на день не разлучалась с ним. Именно он заставил забыть Тюкезбан ханым о неудачах первого брака и поверить в безоблачное счастье.
“Я родила Ильхаму в спешке”
– В мое время женщинам в искусстве приходилось гораздо труднее, чем сегодня. Я с детства играла на гавале, посещала самодеятельные кружки, училась в мастерской Гусейнгулу Сарабского в музыкальной школе. В студенческие годы меня уже приглашали выступать на телевидение, я работала в Азгосконцерте, была солисткой филармонии.
Я побывала на гастролях во всех уголках Советского Союза. Когда я начинала петь, все поражались, весь зал вставал на ноги. Русские коллеги за кулисами донимали меня: “Открой рот, мы посмотрим, что и как у тебя во рту, почему ты так поешь”.
Их удивлял азербайджанский мугам, они считали, что так петь нормальный человек не может, видимо, во рту что-то устроено не так, как у них. Я их успокаивала, что все намного проще, просто азербайджанские мугамы так поются.
В азербайджанских семьях невесток-артисток не любили. Да и мой брат возражал против того, чтобы я пела. Но я все-таки настояла на своем, пела, когда брат ушел на войну.
Мой первый муж увидел меня на сцене, когда мне было пятнадцать лет. Я тогда выступала с концертами в бакинской деревне Кюрдахан. Он пришел на концерт как зритель. И стал вести себя так, чтобы я обратила на него внимание со сцены. Но я – ни в какую. И вдруг в тот момент, когда я пою мугам, слышу звук разбивающегося стекла. Я посмотрела в сторону, откуда шел звук. Оказалось, он, чтобы я обратила на него внимание, специально уронил пепельницу на пол.
Наконец наши взгляды встретились. Я смутилась и сразу отвернулась. Потом он долго ходил за мной, все не решался подойти. Через какое-то время набрался смелости и сказал, что имеет на меня серьезные виды, хочет жениться. Он был очень красивым мужчиной, работал прокурором в Лянкяране, и мне понравился с первого взгляда. Я и сама была красивой молодой девушкой. У меня были длинные-длинные волосы, вслед мне всегда оборачивались мужчины, что меня всегда раздражало. Я злилась и всегда жаловалась маме. Она смеялась надо мной и говорила, что они оборачиваются, чтобы посмотреть еще раз на мою красоту.
Вы знаете (глубоко вздохнув), в наше время девушки были скромнее, чем сейчас, а нынешние уже со школьной скамьи знают, что к чему. Одним словом, в восемнадцать лет я вышла за него замуж, в девятнадцать родила Ильхаму. Причем родила я ее в спешке. Мы поехали в Лянкяран в гости. И я почувствовала себя плохо. Меня сразу же отвезли в больницу, и на свет появилась Ильхама.
Через некоторое время после свадьбы до меня стали доходить слухи о том, что отец Ильхамы погуливает на стороне с дочерью актрисы драматического театра Соны. “Доброжелатели” не замедлили донести это до моего сведения.
Я не стала долго в чем-то разбираться и пытаться склеить “разбитую чашку”. Я сама всегда была очень порядочным и верным человеком, поэтому мне было тяжело переносить эту ситуацию. Я ушла от него, когда Ильхаме было три года. Он не хотел развода, пытался удержать меня. Но я не смогла остаться с ним, он меня сильно обидел.
После развода я устроилась на работу в Азгосконцерт. Было трудно одной, с ребенком, Ильхаме нужен был отец. Я не разрешала ее отцу видеться с ней. К шести годам Ильхама уже не помнила отца. К тому времени моя обида немного прошла, я не стала возражать против встреч отца с дочкой. Но Ильхама уже стала забывать отца, он был для нее чужим мужчиной, она плакала, вырывалась, не хотела ходить в их дом. Даже один день она не хотела оставаться с отцом.
“Со смертью Габиба я потеряла смысл своей жизни”
Когда Ильхаме исполнилось четыре года, я стала работать с таристом Габибом Байрамовым, мы выступали вместе. Он не был женат. Когда Габиб объявил своей семье о том, что намерен жениться на мне, женщине с ребенком, они не стали возражать.
Габиб был очень приветливым человеком. Ильхама сразу привыкла к нему, полюбила его. И он любил ее как собственного ребенка. Мы поженились. У нас с Габибом родился один ребенок, но не выжил. Он всю свою любовь перенес на Ильхаму.
Меня Габиб называл Тюкяз. Мы каждый день были вместе, ни одного дня не прожили врозь. Очень часто брали дочку с собой на гастроли.
Габиб ушел из жизни скоропостижно – у него было больное сердце. В 1988 году, когда мы были на гастролях в Тайланде, за день до окончания гастрольных концертов он перенес обширный инфаркт. Ильхама отменила последний концерт, вызвала врачей, провели обследование. Габиб очень просил Ильхаму не оставлять его там в больнице, поэтому ей пришлось дать расписку и забрать его под наблюдением троих врачей. Прилетели в Москву, где нас встречал тогдашний министр здравоохранения Чазов, нас забрали в кардиологический центр.
В течение двух недель Габиба поставили на ноги, после чего мы прилетели в Баку. После этого Чазов каждый год прилетал в Баку и сам обследовал Габиба. Когда начались армянские события, он уже не смог наблюдать его. Поэтому Габиб остался на попечении местных врачей. Он все время чувствовал себя плохо, несмотря на то, что ему давали нужные лекарства, делали уколы.
Врачи скрыли от нас то, что он перенес еще один инфаркт в больнице в Баку. Когда мы увидели, что его состояние ухудшается, по настоянию Ильхамы забрали на дачу.
В день, когда он ушел из жизни мы были на даче. Он немного покашливал. Когда Ильхама спросила, что с ним, он не стал нас пугать, лишь сказал, что, наверное, немного простудился. Ильхама через некоторое время уехала в город, сказав, что утром вернется за ним и отвезет на очередное обследование. Позже двоюродный брат Ильхамы позвонил ей и вызвал ее на дачу. Она страшно перепугалась.
Мы не стали ей говорить о том, что состояние Габиба ухудшилось. Но она почувствовала, что что-то не так, потеряла сознание. Придя в себя, она сразу приехала на дачу, но отца уже не застала. Он не успел ничего сказать, сидел на веранде и играл в домино с родственниками. Только попросил меня сделать ему шербет. Я ушла на кухню, вернулась и увидела, что он уже на последнем издыхании… Так он и скончался.
Он умер 15 августа 1994 года. 16 августа вынесли постановление о том, что его похоронят в Аллее почетного захоронения. Но Ильхама не дала его похоронить, два дня держала тело дома и оплакивала. 17 августа – в день рождения Ильхамы – его похоронили. Поэтому она долгое время не справляла дни рождения. Только два года, как ее уговорили…
С потерей Габиба я потеряла в жизни все. С его уходом я потеряла весь смысл моей жизни. И сейчас я не обижаюсь, когда Ильхама мне говорит: “Прости, мама, но Габиба муаллима я люблю больше, чем тебя”. Он был достоин этой любви, и я сама его любила больше, чем кого бы то ни было на свете. За всю нашу семейную жизнь я ни разу на него не обиделась.
Он ни разу не предал меня ни в жизни, ни в работе. Когда мы гастролировали, иногда другие певицы, например, Сара Гадимова, Шовкет Алекперова, просили его работать и с ним. Он отказывался и говорил: “Тюкяз – моя жена и я работаю только с ней”. Вместе с ним на сцене, в искусстве я реализовалась полностью, как певица спела все, о чем мечтала. Поэтому в тот день, когда он ушел из жизни, я дала себе слово, что я больше никогда не выйду на сцену. И не вышла. Я не могла предавать его память.
“Я не хотела, чтобы Ильхама пела”
С Ильхамой у нас хорошие отношения. Она хорошая дочь, не оставляет меня одну, несмотря на занятость. Я довольна жизнью и карьерой Ильхамы. Она живет так, как ей нравится, по душе. А для меня самое главное, чтобы ей было хорошо.
Когда она улыбается, мне хорошо, когда у нее плохое настроение, у меня из-под ног уходит земля. Наверное, у всех матерей так. Мы с дочкой не ссоримся, разве только на почве одежды. Она хочет, чтобы я хорошо выглядела, покупает мне много одежды, а я люблю одевать то, что мне удобно. Поэтому она часто “пилит” меня.
Мне не в чем упрекнуть свою дочь. Она с детства усвоила жизненные уроки и сделала правильные выводы. В нашей семье всегда была дисциплина, поэтому сегодня мне не в чем ее упрекнуть.
Как мать могу сказать, что эгоистичность Ильхамы не выходит за рамки дозволенного. Просто я понимаю, что сейчас время другое, не то, что в дни нашей молодости. Но я и сама в молодости была капризной, взбалмошной, многое меня не устраивало, мне было трудно угодить в чем-то. Это сейчас я изменилась.
Ильхама – мой единственный ребенок, поэтому я ее всегда баловала. Она всегда была во всем первой и привыкла к этому. Но несмотря на то, что она современная женщина, у нее современные взгляды на жизнь, она не стала белоручкой. В хозяйстве она свой человек, умеет готовить.
Тот, кто видит ее руки, может подумать, что она никогда ничем не занимается дома. На самом же деле она прекрасно готовит, убирает дома. Все, что я сама умею, умеет и моя дочка. Наши гости никогда не смогут различить, какой обед приготовила я, а какой – Ильхама, настолько она хорошо готовит.
Люди искусства редко хотят видеть своих детей в искусстве, так как сами не понаслышке знают о превратностях судьбы артиста. Тем более, артистки. Поэтому и я не хотела, чтобы Ильхама пела. Но я увидела, что Ильхама очень любит искусство, хочет и, самое главное, может петь. Тут я уже не могла ничего поделать. К тому же за ее спиной всегда были я и ее отец Габиб.
В искусстве она заняла свое место, а не чужое. Хоть моя дочь поет в не в моем стиле, но по-своему хорошо, умеючи. Меня устраивает ее профессиональный уровень. Она современный человек и следует веяниям времени, хоть и наши пути с дочкой в искусстве не похожи.
Из архивов газеты ЭХО, 2001 год