Лала Шовкет: “Как политик я совершила самоубийство”

С визитом сопредседателей в регион вновь возобновились разговоры о грядущем мире с Арменией. Хотя реальные контуры этого мира никто не видит. Визит не обошелся без сюрпризов. Взять хотя бы воинственные речи президента Алиева и министра обороны на встрече с сопредседателями. Частое упоминание во время этих бесед слова “война” заставило нас обратиться к тем, кто еще недавно выступал с критикой против “капитулянтской позиции” руководства.

В своих ожиданиях мы не ошиблись. Лала Шовкет Гаджиева, интервью с которой мы предлагаем вниманию читателей, довольна “стилистикой”, выбранной главой государства.

– Поддержали ли вы хартию, предложенную “четверкой” политологов?

– То, что сейчас предложили Тофик Зульфугаров, Эльдар Намазов, Назим Иманов и Сабит Багиров, – не ново. У меня были Э.Намазов и Н.Иманов, мы очень долго дискутировали на эту тему. Дело в том, что те три принципа, о которых говорится в этой хартии, – это все то, о чем мы говорим на протяжении 8 лет. Они это сами говорят, что это те наши же принципы, только нужно нам всем прийти к общему знаменателю. И я считаю, что здесь не важно, чья это идея и чья это концепция. Важно, что она выражает мнение всех.

– В чем она заключается?

– Эта концепция основывается на 4 резолюциях Совбеза ООН: безотлагательное возвращение беженцев на места своего проживания, безотлагательное освобождение 7 районов, прилегающих к Нагорному Карабаху. Самое главное – не только территориальная целостность, но и суверенитет Азербайджана. Почему-то до сих пор все говорили только о территориальной целостности, а это скользкий вопрос. Я удивлялась, почему во всех документах, представленных азербайджанским руководством, говорится только о территориальной целостности. Только после опубликования предложений МГ мне стало ясно. Ведь в этих документах говорится о том, что территориальная целостность будет обоюдно признана, но НК дается тот статус, где Конституция Азербайджана не работает. То есть НК выходит из-под административного и законодательного контроля Азербайджана. И это называется суверенитет? В свое время Тер-Петросян хотел принять второй пакет предложений. Он объяснял свою позицию армянской общественности так: “Того статуса и той независимости, который получит Нагорный Карабах при этом варианте, мы бы не смогли получить, даже если бы воевали 10 лет”. Поэтому очень важно настоять на том, чтобы на территории Карабаха действовала наша Конституция.

Что касается хартии, то это очень хорошая идея. Мы должны были с чего-то начать. Мы должны разработать общие принципы урегулирования карабахской проблемы, представить их сопредседателям МГ и главе государства, для того, чтобы они поняли – мы не будем признавать никакие соглашения, выходящие за рамки этих принципов. Правда, я хотела, чтобы в этот документ был добавлен и пункт о Западном Азербайджане, но они сказали, что это преждевременно.

– Все авторы хартии выступают как политологи. Почему же азербайджанские политики без вмешательства извне не смогли достичь конценсуса?

– В Азербайджане всего пять политиков, имеющих стабильный электорат и много перспективных политиков. К сожалению, эти политики никак не могут сесть за стол переговоров и прийти к общему знаменателю. Поэтому инициативу этой четверки я считаю блестящей и приветствую ее. Может быть, именно таким путем они смогут как-то нас объединить.

– Вспомним хотя бы инициативу ПНФА о проведении общего митинга “за Карабах”. Никто не отреагировал, даже ЛПА, которая участвовала в митингах Демпартии.

– Дело в том, что у нас с ДПА была договоренность. После того, как мы увидели, как жестоко с ними обращались во время первого митинга, решили поддержать их. Что такое политика? Это две футбольные команды – оппозиция и власть. И хочешь, не хочешь, мы – одна команда. Политика – это всегда две команды, и когда иногда говорят о третьей силе, мне всегда смешно. Третья сила должна сидеть на скамейке. Играют две команды. …Когда я вижу, что игрока из команды оппозиции бьют, то я не могу спокойно смотреть на это. Я поговорила с Сардаром Джалалоглу о том, что и мы будем участвовать в их митингах, но с условием – только с лозунгом “Карабах”. Они же настаивали на правах человека. В конце решили, что каждый будет кричать свои лозунги. Это даже послужило поводом для недовольства в Либеральной партии. Многие члены нашей партии отказались от участия в митинге, в котором были лозунги, связанные с конкретными именами (имеется в виду лозунг о прекращении гонений в отношении Расула Гулиева. – Ред).

– Но ведь ПНФА хотела выступить только с лозунгом “Карабах”?

– Ко мне никто не обращался. Кроме того, от имени ЛПА мы дали объявление в газете, что какая бы партия ни проводила митинг с требованием по Карабаху, наши члены обязательно примут в нем участие. Даже если к нам никто не обратится. Так что мы бы участвовали в этом митинге. Но в оргкомитет мы входить не хотели. Я никогда не была сторонником того, чтобы претендовать на роль организатора.

– В интервью нашей газете Кери Кавано высказался в том плане, что те, кто выступают за военное решение конфликта, среди них можно назвать и вас, говорили бы по-другому, если бы знали о достижениях в переговорном процессе. То есть причина в неинформированности.

– Пусть, в таком случае, проинформируют. Если мы заблуждаемся в чем-то, я бы очень попросила сопредседателей раскрыть их. Потому что те три предложения, которые они дали до сих пор и от которых они не могут уйти, нас не удовлетворяют. Они сами говорят, что основные принципы заложены в этих предложениях. Вопрос только в том, как их донести до общественности? Ведь после того, как они были опубликованы, я выступила с призывами к войне. Тогда, как лидер и политик, я сделала жуткий удар по своей карьере, я это прекрасно знала. Как политический лидер я совершила самоубийство, но я должна была как-то разбудить общественность и объяснить, что Азербайджан теряет Карабах и свою землю. На второй или третий день спикер ММ заявил, что Лалу Шовкет надо отдать под суд за призывы к войне, через несколько дней Кавано сказал, что надо нейтрализовать таких политических лидеров. Затем в посольство стали вызывать хороших, а нехороших изолировать. И, наконец, глава государства заявляет о том, что он всех, кто призывает к войне, посадит в один автобус и отправит в Карабах. Я уже было собрала свои вещи, чтобы поехать в Карабах, и вдруг ситуация меняется. Начинают и другие говорить о том, что война нужна. И представьте себе – через 3 месяца, к моему величайшему удовлетворению, глава государства выступает и говорит, что мой народ готов к войне. Впервые в жизни я была довольна всем, что он говорит. А когда Кавано заявил, что общественность не готова принять принципы МГ, я поняла, что нейтрализовать нас невозможно. Так что мы сделали великое дело. Правда, как политик я нанесла большой удар себе – лидера, призывающего к войне, не будут поддерживать хотя бы те же страны-сопредседатели…

– В последнее время сопредседатели и послы встречались с Э.Мамедовым, А.Керимовым и И.Гамбаром. Не звучат ли ваши слова как обвинение по отношению к ним?

– Ни в коем случае. Просто, может, как политики они поступили умнее меня. Я их считаю умнее и осторожнее меня. Они здесь поступили правильно с политической точки зрения. Но я поставила на весы совсем другое. Мне нужно было разбудить общественность, чтобы она не боялась войны.

– Вы сказали, что впервые были довольны тем, что говорил Гейдар Алиев…

– …Впервые за последние годы.

– Вы поддерживали Алиева до прихода к власти и в первые месяцы. Значит, его взгляды на карабахскую проблему до вашей отставки вас устраивали. Что заставило Алиева изменить отношение к карабахской проблеме?

– Я 8 лет не общаюсь с Г.Алиевым, поэтому, наверное, все вопросы нужно адресовать ему.

– Но вы были рядом вначале – какие изменения произошли за это время? Или когда человек у власти, все видится иначе?

– Моя отставка была связана с разногласиями не по Карабаху. Было три момента, по которым у нас были серьезные разногласия. Это был вопрос продажи нефти Армении. Я настигла этот процесс в Газахе и задержала эту нефть. И у нас был серьезный разговор по этому поводу. Потом, через 3 года, на совещании он сказал, что, оказывается, Азербайджан продавал Армении нефть.

– Кто стоял за этим?

– Вот и я требовала, чтобы это дело было раскрыто, разоблачена мафия, которая занимается этим. Для меня это был очень важный вопрос, потому что на передовой погибали наши дети, а нефть на вражеские танки поставлял Азербайджан. Это был первый вопрос. Второй вопрос был связан с закупкой военной техники, которая покупалась под одним названием, а на самом деле была застарелой и не шла ни в какое сравнение с техникой армян. Я это тоже раскрыла все документально. У нас состоялся второй очень серьезный разговор, не только с президентом, но и с премьер-министром. Третье несогласие было связано с зимней военной кампанией 1994 года. Я выступила достаточно резко и категорически против этой кампании, так как мы были не готовы, после чего меня просто отстранили от военных дел. И, наконец, последним разногласием было повышение цен на хлеб, в то время, когда были отданы 6 районов и люди погибали на улицах от голода.

– Все же три пункта напрямую связаны с карабахским вопросом. Вы, наверное, согласны с мнением о том, что президент обладает большими умственными качествами. Так какова же, на ваш взгляд, причина проблем, заставивших вас уйти в отставку. Он не хотел или не мог?

– Я не хочу все скидывать на Гейдара Алиева. Я человек, который боится Бога и никогда не лжет. В то время Алиев пришел не со своей командой, поэтому вынужден был играть с теми, с кем он должен был играть. Ведь нефть Армении не в этот же год начали продавать, это было гораздо раньше, началось все во время правления Фронта и даже еще раньше.

Все прекрасно знали, кто что делал. Г.Алиев боялся тогда делать резкие движения, он понимал, что не так крепко сидит. Ведь столько всего тогда было, время было нестабильное. Контроль был не у него в руках, он только входил в это. Но я глубоко надеялась, что можно было все взять в свои руки. Потому что есть такие моменты, когда политик должен однозначно сказать да или нет. Он не имеет права ждать, и это были как раз те моменты. Но Г.Алиев – более опытный политик, чем все мы, и он думал о том, как бы удержать власть, и для него не имело значения, каким путем. Чувствуя свое нестабильное положение, Алиев лавировал. Все это я понимала, но не хотела участвовать в этом.

– Ведь среди тех, кто стоял за теми проблемами, есть и представители нынешней оппозиции?

– Мы все на одной стороне поля, но это не означает, что мы вместе. Вместе мы были тогда, если бы я вошла с кем-то в блок. А я в блок ни с кем не вхожу и не войду. Но сегодня я на этой стороне.

– Вы знаете, кто этот человек, и сотрудничаете с ним?

– Дело в том, что конкретно назвать человека занимающегося продажей нефти Армении, я не могу. Не потому, что не знаю. Просто все меняется. Сперва я думала, что этим занимается один человек, потом оказалось, что он всего лишь был исполнителем, со временем я узнала, что были и другие. Я раскрываю цепочку. В этом участвовали многие из правления НФА, потому что, когда мы пришли, дело было уже налажено. Я узнала об этом в октябре, а нефть уже шла в Армению год, и за год у меня были документы.

…Документы в виде доклада я отдала Алиеву. Пока не будет суда, я не имею права называть чьи-то имена. Я могу оказаться неправой и обвинить кого-то необоснованно. Но я глубоко уверена, что придет время, когда все эти документы будут раскрыты. У меня хорошая память. Вы думаете, кто-то простит продажу Армении нефти во время войны? Я обещаю суд всем тем, кто был причастен к этому. И не только им, но и тем, кто отдавал наши земли. Все эти моменты будут обязательно раскрыты на суде, если я приду к власти.

– Вы почти всегда критикуете власти. А какие-то успехи вы признаете?

– Почему нет? Например, те вопросы, которые парламентская делегация подняла в Страсбурге. Или последний разговор Алиева с Кавано. Стилистика речи Алиева меня удовлетворила полностью. А то, как говорил на встрече с сопредседателями Сафар Абиев, меня просто покорило. Он заявил, что самый большой компромисс мы сделали Армении, когда разрешили им создать государство на азербайджанской земле, больше такого не повторится.

Из архивов газеты ЭХО, 2001 год