Писатель, художник, композитор, создатель дедекафонной системы сочинения музыки Арнольд Шемберг, произведения которого считались запрещенными в советское время, на церемонии вручения ему Пулитцеровской премии сказал: “Я добился всего благодаря своим врагам. Они кинули меня в кипящую воду и отрезали все пути назад. У меня не было другого выхода, как плыть вперед. Поэтому я имею то, что имею. Спасибо моим врагам”.
В некотором роде карьера азербайджанского композитора и пианистки Франгиз Ализаде началась и пошла по восходящей именно в такой постановке. Режиссура же принадлежала людям, видящим себя в искусстве, но занимающимся только продажей этого самого искусства. Франгиз ханым считает, что ей перекрыли все пути в Азербайджане, и только поэтому она вышла за его пределы. Не для того, чтобы кому-то что-то доказывать, а чтобы иметь возможность заниматься творчеством, не отвлекаясь на интриги. Но даже сейчас, хотя и гордятся у нас удачливой землячкой, ее произведения не исполняют.
Недавно Франгиз Ализаде приехала ненадолго в Баку, чтобы встретить своих гостей – съемочную группу, снимающую о ней фильм, заказанный швейцарской международной организацией. Съемки проходили в Гобустане и Шеки. В ближайшее время ее ожидают новые премьеры с известным “Кронус-квартетом” и мировое турне с виолончелистом Йо Йо Ма и Алимом Гасымовым.
– Вы работаете с “Кронус-квартетом” по контракту?
– Я – свободный художник. Нигде не работаю уже третий год. Мне предоставили стипендию в Германии, на которую я имею возможность безбедно существовать. Эта стипендия рассчитана на одного человека, а мы живем всей семьей. Тем не менее я довольна – у меня есть возможность все свое время посвятить только сочинению музыки.
Я выполняю заказы многих коллективов. Меня радует то, что в последнее время поступают заказы от крупных симфонических оркестров Берлина, Лиссабона. До некоторых пор я работала в камерном жанре, а теперь пишу и симфоническую музыку. Внутренне я всегда себя готовила к сочинению трехактной оперы.
Сотрудничаю я и с одним из лучших виолончелистов мира – Йо Йо Ма. Он заказал мне музыку для балета “Великий Шелковый путь”. Мне приятно, что мое произведение “Дервиш” попало в репертуар его мирового турне, которое стартует в августе этого года в Германии, а весь первый этап пройдет через Голландию, Бельгию, Францию. Это маршрут только европейского турне, предстоят также азиатское и американское. В нем будут выступать азербайджанские мызыканты-инструменталисты – на тютеке будет играть Икрам Наджафов, на каноне – Тарана Алиева. Я очень взволнована тем, что Алим Гасымов будет исполнять партию Дервиша. Предстоят очень сложные репетиции.
– В Азербайджане о вас очень мало информации…
– (Перебивая). Я, конечно, не сравниваю, но Бетховена тоже трудно было застать где-то, но это еще не говорит о том, что его музыку не надо играть.
– Об отношении у нас к вашей музыке мы поговорим позже. Помимо того, что вы родились и выросли в Азербайджане и носите азербайджанскую фамилию, что в вашей музыке азербайджанского?
– Все, начиная с названия моих произведений. На всех самых престижных фестивалях и конкурсах в последние годы неизменно исполняются мои произведения. И одно то, что в программе этих фестивалей есть моя азербайджанская фамилия, а рядом пишется “Азербайджан” – это пропаганда нашей азербайджанской музыки. Мое произведение “Баятылар”, заказанное английским “Хиллиард-ансамблем”, англичане пели на азербайджанском языке. Недавно в Бонне состоялась премьера этого произведения.
– Им удалось передать народные элементы так, как вы это написали?
– Это очень сложно. Надо с ними работать, потому, что у них нет слухового опыта мугамной и ашыгской музыки. Приходится напевать, что-то изображать, создавать эту атмосферу. В “Баятылар” англичане не просто пели. На сцене я поставила стеклянные бруски, они прикасались к ним, и раздавался такой нежный звук, похожий на шелест. Таким образом мне хотелось передать хрустальный воздух гор, красоту нашей природы.
Они сперва протестовали, что “это очень трудно, мы не сможем, мы можем только петь, мы – академический ансамбль”. Но я убедила их в том, что им петь будет легче в этом шелесте горного воздуха. Мне все время приходится преодолевать их сопротивление, так как то, что пишу я, – это для них другой мир, другая музыка, культура, которую они не знают. Нужно им объяснять, откуда появилась эта музыка, почему нужны такие средства выражения… Важно быть настолько убедительным, чтобы они оставили все свои предрассудки, традиции и погрузились бы в наш мир, наши традиции…
Это был потрясающий концерт. Они спели эту музыку в начале концерта, потом исполнили свой репертуар и вдруг совершенно неожиданно для меня они опять вынесли на сцену эти стеклянные бруски. Когда они выступали с моим произведением, я была напряжена, волновалась и безумно обрадовалась, когда все закончилось. И вдруг они несут эти бруски снова на сцену. Я ничего не могу понять, думаю: неужели еще один композитор использовал эти бруски в виде инструмента? И вдруг они по своей собственной инициативе в конце концерта еще раз исполнили мое произведение. Значит, что-то до них дошло. Напряжение зала, аудитория дают дополнительный импульс артистам. И они во второй раз так спели “Баятылар”, что я просто отключилась. Это был настоящий подарок мне.
– Как вы определяете эмоционально свою музыку?
– Я считаю, что моя музыка не иллюстративная. Я так и не научилась работать ежедневно, как композитор. И вряд ли теперь научусь. Есть композиторы, которые каждый день пишут музыку. Я их считаю ремесленниками. У меня же очень долгий процесс внутренней подготовки, я могу держать сочиненную музыку в голове, не имея ни одной написанной ноты. Замысел появляется вдруг. Я хочу, чтобы слушатель знал, что в Азербайджане до сих пор есть люди, которые не пользуются телефонами, компьютерами. Они живут в горах, погружены в замечательную атмосферу чистоты, красоты, любви, они слиты с природой, живут по сто лет. Потому, что они живут правильно.
Я хотела написать музыку, которая может возникнуть в горах. И в первой части моего произведения: утро – эти люди сообщают друг другу радостную весть “Наконец, пришла весна!”, слышится эхо. Это и есть моя музыка – резонирующая. Вторая часть более энергичная: горцы возвещают о том, что “расстаял снег в горах, надо собраться вместе”, притоптывают воинственно ногами. Это очень возбуждает западного зрителя. Третья часть – азербайджанский хорал – это необычно, так как азербайджанская музыка одноголосая, монодийная, у нас нет хоровых традиций Грузии, Эстонии. Но мне захотелось создать какой-то небольшой азербайджанский хорал на слова “лаляляр шехля бязянди”, то есть цветы украшены росой, как бриллиантиками. Получилось очень красиво.
– На Западе мало знают азербайджанскую культуру. Узнают о нашей стране только по новостям, в которых говорится о том, что у нас льется кровь, делятся земли. А вы представляете им другой Азербайджан. Они верят ВАШЕМУ Азербайджану?
– (Глубоко вздохнув). Очень трудно. Я не хочу портить настроение ни вам, ни себе, ни читателям, но мне все время приходится преодолевать стену недоверия. То, что я имею успех как композитор – это уже рекомендация. Но в последнее время я все больше замечаю то, что Азербайджан отпугивает людей. Но мы не виноваты в этом и мы не должны страдать от этого. Я не хочу, чтобы у нашей молодежи создавался комплекс неполноценности на этой почве. Мой сын живет со мной и все время удивляется такому отношению к нашей Родине. В музыкальном отношении Азербайджан в мире представлен достойно. Алим Гасымов имеет грандиозный успех, много других людей искусства. Но этого недостаточно.
Богатой диаспоры мы не имеем. Но есть очень много азербайджанцев за границей, кто вполне может позволить себе купить билет и прийти на концерт своей соотечественницы. Но они этого не делают. Я не понимаю. Это демонстрация отношения лично ко мне? Я думаю, что нет. Это безразличие к своей Родине, нации и бескультурье. Я ничем не могу это объяснить и могу только развести руками.
Я не могу себе позволить забыть азербайджанский язык, несмотря на то, что я подолгу отсутствую здесь. Мы в семье всегда говорим только по-азербайджански. Меня держит за границей в первую очередь возможность работать с музыкантами высочайшего класса. Вниманием азербайджанских исполнителей я не избалована. Мою музыку в Азербайджане не играют. Когда я уезжала в 1992 году в Турцию, у меня не было ни одной видеозаписи в Азербайджане. Все эти годы мне помогал один Джаваншир Кулиев. Он имеет собственную студию, которую предоставляет в мое распоряжение, когда мне нужно.
Я была секретарем Союза композиторов Азербайджана, и меня этим попрекали. Хотя я никого не просила назначать меня на эту должность, меня выбрали сами композиторы. Я все делала для союза, устраивала пленумы, фестивали, на этих фестивалях только рояли я сама не передвигала. Но на конкурсах, которые я устраивала, хуже всех исполняли мое произведение. Надо мной просто издевались.
Я – шестидесятница. Годы нашей учебы были удивительными, это были годы оттепели, когда мы вырывали друг у друга партитуры, горели музыкой, слушали ее с благоговением, искали, находили ноты запрещенных произведений. Я училась у Кара Караева и выросла в атмосфере поклонения перед классической музыкой. Моим родным домом был оперный театр.
Сегодня такое отношение к искусству, классической музыке исчезло. Ту атмосферу задавали великие музыканты – Кара Караев, Фикрет Амиров. Мне кажется, что мы потеряли много в их лице. Мне не хочется рассуждать на тему того, что те, кто заменил их в Музакадемии сегодня, лучше или хуже. Просто для меня это огромная потеря, я ощущаю пустоту.
– Но вы можете гордиться тем, что вы родились и выросли в Азербайджане, впитали в себя азербайджанскую культуру?
– Родину и родителей не выбирают. Но во Франции, иногда даже в Америке бывает страшно признаваться в том, что я – азербайджанка. Очень плохое отношение к нам. На важных, ключевых позициях сидят армяне, которые сейчас делают в искусстве удивительный скачок.
Вы можете себе представить, что директор “Карнеги холл” – армянин Ара Гюземильян? Мы с Йо Йо Ма играем в “Карнеги холл” мое произведение, директор – в диком восторге. Я его не знаю, вижу перед собой красивого, импозантного мужчину. Он подходит ко мне, очень вежливо меня поздравляет с успехом и говорит следующее: “Как мне жаль, что ни один армянский композитор не смог пробиться в этот проект “Великий Шелковый Путь”! Как мне жаль, что Йо Йо Ма не играет произведения армянского композитора!”.
Я ничего не понимаю и стою растерянная. Только потом нас представили друг другу. Он продолжает: “Я слышал вашу музыку в Нью-Йорке в исполнении “Кронус-квартета”. Мне было так жаль, что и “Кронус-квартет” ничего не играет из произведений армянских композиторов!”.
Вы представляете, как они переживают?! И что вы думаете? На следующем концерте я вижу, что собралась армянская диаспора и сделала два заказа армянским композиторам, имена которых мне ни о чем не говорят. Но дело не в этом. Я говорю об отношении, о поддержке, о том, как они переживают друг за друга.
Искусство не имеет национальности в том случае, если музыкант выходит за пределы локального значения. Если говорить о произведении искусства, то, в принципе, не имеет значение, какой национальности человек его создал. Если это произведение меня волнует, меня абсолютно не интересует все остальное. Но для того человека, который это произведение создает, очень важно то, какой народ его вырастил, какую культуру он несет. Например, вы видите серый ландшафт, он очень успокаивает, и вдруг какая-то звезда проносится. Талант, как и шило, в мешке не утаишь, он всегда о себе заявит. Если человек полностью погружен в свою работу, пытается реализовать свои внутренние возможности, рано или поздно он добьется своего. Очень важно, чтобы в этой депрессивной жизненной обстановке люди верили в себя.
Из архивов газеты ЭХО, 2001 год