Н.Баннаева
В 1971 году в Баку был организован Центр научной реставрации музейных ценностей и реликвий (ЦНРМЦР), возглавляемый первым профессиональным художником-реставратором Азербайджана Фархадом Гаджиевым. В 1988 году безвременно ушедшего из жизни Фархада Гаджиева сменила на посту директора ЦНРМЦР его дочь, Гюльшен Гаджиева – искусствовед и художник-реставратор высшей квалификации, член ИКОМ при ЮНЕСКО и нескольких благотворительных творческих организаций (в этом году она основала свою организацию – “Женщина и XXI век”). С конца 2000 года Гюльшен Гаджиева, по приглашению посольства Турции, уехала работать по контракту за рубеж. По окончании срока контракта, опытный специалист довольно редкой профессии вернулась на родину. Надолго ли?
– Гюльшен ханым, какие проблемы наиболее остро стояли перед вами в бытность вашу директором ЦНРМЦР?
– В первую очередь – проблема помещения. С момента основания центр был размещен в мечети “Бегляр”, а этот памятник архитектуры XIX века ни по размерам, ни по планировке не подходит для такого специфического учреждения. К тому же в 90-х годах нашему коллективу приходилось терпеть упреки и нападки верующих, желающих молиться в мечети.
…Продолжая идеи отца, я мечтала превратить центр в Научно-исследовательский институт реставрации. Ведь за период существования центра в нем было отреставрировано, обследовано или дезинфицировано более 23000 музейных экспонатов! За этой колоссальной цифрой стоит кропотливый труд практиков-реставраторов, исследователей из научного отдела и других сотрудников ЦНРМЦР. Потому я и надеялась, что власть имущие решат проблему переезда центра в более удобное место, с просторными лабораторными комнатами.
– Были какие-то предложения со стороны госструктур?
– Менялись мэры города, которые смотрели на эту злободневную тему поверхностно… А ведь еще в 1993 году министр культуры Полад Бюльбюльоглу поддержал мою просьбу-обращение в Кабинет министров. Тем не менее ответом на мои письма в разные инстанции было либо молчание, либо (1-2 раза за весь период существования центра) предложение таких вариантов, которые годились, разве что под малюсенький цех или магазин. Очевидно, те, кто предлагал такие помещения, мыслят только в этом русле…
– Итак, все ваши усилия оказались бесплодными?
– Даже хуже. Сколько нервов было потрачено, сколько было обид и разочарований! Вдобавок ко всему, где-то с 2000 года некоторые стали намеренно порочить мое профессиональное достоинство. В такой ситуации все мои усилия найти новое помещение для центра только усугубили тяжелое положение. А противостояние с тогдашним куратором ЦНРМЦР – коррумпированным чиновником – довело меня до полного отчаяния…
– И вы решили покинуть страну?
– Нет. Напротив, я решила не сдаваться и не оставлять поста директора ЦНРМЦР, как бы меня к тому не подталкивали. Мой отец отдал всю свою жизнь искусству реставрации и умер на рабочем месте. Я, чуть ли не с самого детства работавшая рядом с ним, знала, что должна продолжать его дело. Однако мои душевные силы были на исходе: интриги держали в напряжении весь наш коллектив, а я сама была на грани самоубийства…
– Что все-таки послужило причиной вашего отъезда?
– Подарок судьбы! В мой день рождения вдруг, неожиданно – звонок из турецкого посольства и предложение работать по контракту в Турции. Я в шоке: не знала – радоваться или огорчаться. Но этот вариант показался мне спасением от душевных травм и от людей, которым безразличны сохранность произведений искусства и судьба человека, стоявшего у истоков реставрационного дела в республике.
– Гюльшен ханым, в чем конкретно заключалось полученное вами предложение?
– Вместе с другими азербайджанскими художниками (всего нас было 10 человек) я получила приглашение преподавать турецким абитуриентам азы изобразительного искусства. Этот благотворительный творческий проект был организован и спонсирован МВД Турции. По программе нам оплачивалось и проживание, и дорожные расходы. И зарплата была не маленькой…
– На какой срок была рассчитана эта программа обучения?
– На год. К концу учебного года министр внутренних дел Турции пригласил всех нас в Анкару на итоговую выставку в галерее “Чагдаш санатлар меркези”, где мы демонстрировали и собственные творческие работы, и работы своих учеников. Все прошло просто великолепно.
– И вы остались в Турции на еще один учебный год…
– Да, но не по этой программе. Она была завершена, и продолжения не предполагалось. Я взялась за новую работу – стала обучать рисованию детишек из лицея.
– В свое время в Баку вам довелось параллельно с основной деятельностью еще и преподавать – как в Университете искусств, так и в школе. Есть ли разница между их и нашими студентами и школьниками, их уровнем подготовки и отношением к учебе?
– Несмотря на языковой барьер вначале, ребята были очень любознательные. Я пыталась доступно объяснять им законы симметрии, пропорции, измерений и т.д. Удивительно, что многие из них великолепно копировали работы известных художников, при этом абсолютно ничего не зная ни о светотени, ни о пропорциях, ни о законах цвета. Мне кажется, все-таки в плане эстетического воспитания талантливого начала в наших учениках и молодежи больше. Зато уважительное отношение к художнику, почтение к его творческим изысканиям там заметно выше. И потому труд художника или скульптора там оценивается по достоинству. Я работала в Мерсине – в цветущем, курортном городке недалеко от Антальи. Глава региональной власти (вали-бей) Ш.Энгин интересовался всеми проблемами, возникающими у меня как у иногородней сотрудницы. Так, моего сына Фархада сразу устроили в среднюю школу.
– Встречали ли вы в Мерсине соотечественников?
– Да, по соседству с нами проживала наша землячка Фидан Гаджиева – молодая талантливая оперная певица, с которой мы подружились. Вдохновившись ее неповторимым меццо-сопрано, молодостью, непосредственностью, я написала ее портрет, который затем вручила ей прямо на сцене – после того, как она спела Кармен. Мой выход вызвал вторую волну оваций, и я горжусь тем, что ценители искусства аплодировали и азербайджанской певице, и азербайджанской художнице.
– А насколько развито в Турции реставрационное искусство?
– Памятники архитектуры и искусства там, конечно, охраняются государством, но профессиональной реставрации как таковой не существует. Там нет той школы специалистов, той базы, фундаментальных знаний, профессионалов-реставраторов, которые на научной основе, а не кустарно восстанавливали бы “больные”, поврежденные, “постаревшие” экспонаты.
– Оценили ли Вас в Турции как профессионала-реставратора, довелось ли вам хотя бы немного поработать там по своей основной специальности?
– Как только вали-бей Ш.Энгин узнал о моей трудовой биографии, он стал вдвойне гордиться тем, что к ним в Мерсин приехала не просто художница, а профессиональный реставратор, и даже задумался над тем, чтобы открыть там у них что-то вроде центра реставрации… Так что посмотрим, что будет дальше. Что же касается практической работы, то однажды в Мерсине ко мне обратился с просьбой падре местной итальянской католической церкви. Требовалось восстановить старинные статуи святых, иконы и другие ритуальные предметы из этого храма. И я с большой охотой поработала над ними, отреставрировав много поврежденных экспонатов. Здесь и мой сын был задействован – пусть учится. Падре и прихожане были безмерно благодарны мне – мусульманке, которая “привела в порядок” их святых.
– Надолго ли вы возвратились в Баку?
– Я вернулась домой по настоятельной просьбе мамы, которая тяжело больна. Мы с сыном должны будем задержаться здесь, пока она не поправится. А затем – вновь вернемся в Турцию, которая стала мне второй родиной и где уважение и добросердечность помогут, я надеюсь, нам в дальнейшей жизни. Здесь же я уже полностью выложилась, исполнив свой и гражданский, и дочерний долг.
– Поддерживаете ли вы связь с родным коллективом?
– Вы затронули самую болезненную для меня тему… Со многими из них я проработала чуть ли не по 20 лет, делилась с ними буквально всем, помогала чем могла. Они знали, что меня хотят очернить и что мой отъезд был для меня вынужденным спасением от нешуточных угроз куратора, знали, что я написала просьбу-заявление в министерство о назначении вместо меня кого-либо из моих замов, т.е. людей, хорошо знакомых со спецификой нашего дела. Но назначили человека со стороны. После моего приезда лишь 5-6 сотрудников появились на моем горизонте, да и те быстро исчезли, оставив меня в одиночестве. Да что там говорить!.. Не вспомнил коллектив о дне рождении покойного Фархад муаллима, убрали его портрет. Бог с ними, но когда в день его смерти, 18 декабря, коллектив справил юбилей нового руководства… Мне за них стало стыдно! Фархад муаллима с детства знали и уважали соседи по крепости. Вот таким образом стирается память, имена, нивелируется титанический труд.
– Понимаю ваши чувства… А что у вас теперь, чем вы заняты в профессиональном плане здесь?
– Еще в 2000 году мы с бригадой из центра отреставрировали мозаичные панно на станции метро “Нефтчиляр”. Сейчас я возобновила договор о реставрации других художественных настенных произведений Бакинского метрополитена. Эта работа посвящена 35-летнему юбилею нашего метро. А еще я посещаю многочисленные семинары, конференции женских организаций и создала свою – “Женщина и XXI век”. Это социально-благотворительный центр, охватывающий множество сфер деятельности женщин, но в основном – восстановление традиций, реставрация памятников старины, чтобы не только живущие сейчас, но и в далеком будущем знали бы, кто мы, какие мы, как много красивого сотворили наши умелые руки.
Из архивов газеты ЭХО, 2002 год