Д.КАРАКМАЗЛИ
Известный киноактер Откем Искендерли выступил в детективном фильме “Дронго”, cнятым российским кинорежисером Зиновием Ройзманом по сценарию азербайджанского писателя Чингиза Абдуллаева, в новом для себя качестве – специалиста по кастингу (подбору актеров).
– Какое значение имели для азербайджанских актеров съемки в этом фильме и откроет ли эта картина новые имена для большого экрана?
– В “Дронго” я помогал режиссеру З.Ройзману подбирать для иностранной студии талантливых азербайджанских актеров. Один из них – актер Театра пантомимы Парвиз Мамедрза, который ранее никогда не снимался в кино. Поэтому Ройзман неохотно утвердил его на одну из ролей в фильме “Дронго”. Но после того, как Парвиз сыграл свою роль, режиссер восхищенно заметил: “Какой хороший, талантливый актер”. Далее, столь же удачной была и кандидатура Аббаса Гахраманова из театра “Юх”. Но вот с Мухтаром Маниевым, к сожалению, вышла накладка.
Я рекомендовал его на роль чобана, но режиссер предпочел пригласить грузинского актера. Вообще, откровенно говоря, мне было немного обидно, что на ведущие роли азербайджанцев режиссер приглашал узбекских и грузинских актеров. Но это его право. Просто он раньше работал на “Узбекфильме” и хорошо знаком со многими узбекскими атерами. Кстати, и с нашими актерами – Гамидой Омаровой и Фахраддином Манафовым, которых он пригласил сниматься в “Дронго”, Ройзман был знаком через “Узбекфильм”.
…В сьемках “Дронго” были задействованы свыше 80 актеров из Азербайджана. Сегодня, когда на киностудии “Азербайджанфильм” нет работы, – это совсем неплохо.
– Говорят, и вам пришлось выступить в роли молодого контрабандиста…
– Да, это произошло ненамеренно. Роль этого контрабандиста играл актер Театра русской драмы Халид Тагиев, у которого в день сьемок проходил спектакль. Мы в Гобустане, где должен был сниматься этот эпизод, ждали его и, наконец, режиссер разозлился и заставил меня сниматься в этой роли. Эта была сцена смерти контрабандиста от отравления наркотиками. Для экрана это было нормально. Но для меня как актера эта роль не представляла интереса.
– Что вас смущало?
– Эта роль меня не устраивала в творческом плане. Мне нравятся содержательные эпизоды. Пусть эта роль будет маленькой, бессловесной, но при этом она должна быть содержательной. А в этом эпизоде меня связали, загримировали. Для игры не оставили места. Но режиссера это устраивало. А это самое главное.
– Вас не травмирует как художника все время соглашаться с мнением режиссера?
– Режиссер на съемочной площадке – Бог, и он всегда прав. И потом, прежде чем сыграть, трактовка роли обсуждается сообща. Вот, к примеру, и в “Мелик-Мамеде”. Я представлял его человеком здорового, мощного телосложения. И когда мне предложили сыграть эту роль, я растерялся. Но режиссер убедил меня, что Мелик-Мамеду вовсе необязательно быть физически здоровым. У него сердце должно быть героическим, сказал он, и убедил меня. Я сыграл, и режиссер остался доволен. Но сам я никогда не бываю доволен собой. Я всегда нахожу ошибки. Но, к сожалению, фильм снимается набело.
– В каких фильмах вы уже снимались?
– Первый фильм, в котором я снимался, – “Звук свирели” (режисер – Р.Оджагов). Тогда я еще учился в институте искусств. Затем снялся в фильме “Франгиз” (режиссеры – Абдул Махмудов и Энвер Аблуч). Потом поступил во ВГИК и одновременно стал сниматься в фильме “Баламут” на киностудии “Мосфильм”. Закончив курс Е.Матвеева, я приехал в Баку и стал сниматься у азербайджанских режиссеров. В фильме “Простите нас” (режиссер Ариф Бабаев), я играл молодого Наримана Нариманова. Потом сыграл главную роль в фильме “Мелик-Мамед” и еще снялся в картине “Джин в микрорайоне”. После этого, в 1991 году, сыграл роль армянина в фильме турецкого режиссера “Лачинский коридор”. После развала киностудии я забрал документы и перешел работать в университет искусств. С тех пор преподаю здесь актерское мастерство студентам режиссерского факультета.
– А почему в кулуарах киностудии вас называют “золотцем”?
– До поступления во ВГИК я занимался бальными танцами. И даже регулярно выступал по ТВ в танцевальном салоне школьников. Поэтому в Москве, в период учебы во ВГИКе, танцы мне давались значительно легче, чем другим студентам. И педагог по танцам, дабы выразить мне свое расположение, окрестила меня золотцем. С ее легкой руки это прозвище переехало со мной и в Баку. Сегодня я работаю в университете со своими бывшими сокурсниками, которые порой, забываясь, постаринке зовут меня золотцем. В университете как бы продолжает незримо жить микроклимат ВГИКа и мне это нравится.
Из архивов газеты ЭХО, 2002 год