Октай Садых-заде, политолог
После распада Советского Союза на качественно иной уровень вышла борьба супердержав мира за основные месторождения и залежи энергоносителей. Уровень научно-технического прогресса, интеграции мировой экономики и внешняя политика стран-лидеров мировой политики предусматривают миграцию капитала в чрезвычайных масштабах.
Если в середине прошлого столетия основные инвестиции направлялись в богатые сырьем регионы, то к концу века страны со сравнительно дешевой рабочей силой стали больше привлекать главных инвестиционных институтов, в том числе и банковско-финансовых. Этот процесс связан со стабилизацией цен на мировых рынках сырья и повышением цен на рабочую силу. В связи с этим основные векторы инвестиционных интересов устремлены на страны Юго-Восточной Азии, в том числе и на страны бывшего социалистического пространства, в числе которых и Азербайджан.
Для Азербайджана, так же, как и для других стран-экспортеров “черного золота”, очень важно знать, какие государства мира в начале XXI столетия станут главенствующими импортерами энергоносителей. С учетом того, что “Контракт века” на полную мощность сработает с 2006 года, данный факт приобретает решающую значимость. Очень много полемики вокруг ОЭТ, Баку – Тбилиси – Джейхан.
Для национальных и государственных интересов Азербайджана главная функция ОЭТ думается, заключается в следующем: трубопровод и бакинская нефть могут превратить Азербайджан в один из мировых центров политической силы, что в свою очередь даст возможность самостоятельно решить основную внутриполитическую задачу Азербайджана – проблему Нагорного Карабаха, которая, к сожалению, превратилась в проблему внешнеполитическую по причине геополитической слабости азербайджанской государственности в переходной период после распада бывшего СССР. В результате на сегодняшний день мы получили челночный режим переговорного процесса при посредничестве ОБСЕ, с политикой “равной и горизонтальной” удаленности как от агрессора, так и от жертвы данной сепаратистско-террористической акции.
Урегулирование карабахского вопроса и нефтяная политика находятся “в одной геополитической упряжке”. Азербайджан, не имеющий прямого выхода к мировому океану, вынужден искать благоприятные пути транспортировки своих углеводородных ресурсов на международные рынки. Основной целью нефтяной дипломатии, которая представляет собой важнейшее направление во внешнеполитической линии Азербайджана, служит создание благоприятных международных условий для ее реализации.
Одним из наиважнейших в списке этих условий могло бы и должно стать политическое урегулирование карабахского конфликта. Изучение и анализ путей и предлагаемых проектов политического урегулирования армяно-азербайджанского конфликта представляют собой актуальнейшую задачу не только для Азербайджана и Армении, но и для всего субрегиона в целом.
От процесса урегулирования конфликта зависят будущее становление и развитие основ азербайджанской и армянской государственности, поскольку речь идет не только о судьбе Карабаха, но и о политической судьбе двух народов, населяющих Южный Кавказ. О событии 11 сентября 2001 года сказано и написано очень много. Ясно одно, эта трагедия дала мощный антитеррористический импульс по всему миру. Появилась реальная возможность для пересмотра границ в третьих странах мира.
США закрепились “на новых землях”, до того находившихся “под сектором ответственности” официальной Москвы. Налицо ослабление геополитический позиции России уже непосредственно в зонах жизненно важных интересов федерации. И не удивительно в этой связи попытки Москвы закрепляться на территориях сепаратистских режимов Южной Осетии, Абхазии и, естественно, в Нагорном Карабахе. Появление возможности рассмотреть обращение Абхазии об ассоциативных отношениях с Россией и вероятность признания де-юро независимости Южной Осетии в российском парламенте свидетельствуют о том, что Москва не исключает применения политики “открытых дипломатических дверей” и по отношению к Степанакерту.
Это более чем тревожный сигнал для азербайджанских властей. И никакие антитеррористические группы из Северной Каролины и никакой отряд полиции спецназначения из Лос-Анджелеса не будут вмешиваться в армяно-азербайджанский конфликт. Американцам нужно военное присутствие в регионе не для того, чтобы занять позицию одной из сторон, а для того, чтобы подчеркнуть свое присутствие и взять на себя роль “беспристрастного арбитра” в субрегионе в целом.
Ни Абхазия, ни Карабах не станут ближе к Тбилиси и к Баку после появления американской военной машины на территориях этих стран. Скорее всего это смахивает на новый цикл дележа южно-кавказского пирога между старыми и новыми хозяевами региона. Вызывает, как минимум, удивление позиция многих отечественных политологов, считающих, что можно полностью исключить возможность де-юре признания сепаратистских режимов со стороны России.
Интересно, а если это все-таки произойдет, и мы, граждане Азербайджана, получим туристические визы на въезд на территорию Нагорного Карабаха? Что тогда? Разве мировое сообщество не признало государственную независимость Боснии и Герцеговины, Македонии и т.д.? Неужели непонятно, что современная мировая политика признает исключительно процесс изменения, и борьба против террора всего лишь отмазка в руках у “государств-антитеррористов?”.
Здесь прослеживается еще одна тенденция. Сплотить единый общемировой антитеррористический кулак против сомнительных режимов и свалить на новых союзников определенную часть финансирования данных операций – это то же самое, что израсходовать часть бюджетных средств и снова обратиться к финансовым институтам за кредитами. А значит, снова сесть на кредитную иглу…
Американцы на Кавказе, видимо, закрепятся всерьез и надолго. И трезвый, политический расчет исключает спонтанность шагов Вашингтона в этом вопросе. Скорее всего действительно существует договоренность с Москвой о новой сфере влияния на Кавказе. Только приблизит ли появление американской и натовской военной машины на кавказской земле решение наиболее насущного для нас карабахского вопроса? Тема для дискуссии остается открытой…
Из архивов газеты ЭХО, 2002 год