И. Гасанова
Молодой ученый, окончивший аспирантуру, успешно трудившийся над диссертацией, вдруг круто меняет судьбу. Из института, где на него возлагали большие надежды, он уходит в частную фирму руководить отделом маркетинга, проще говоря, сбыта товара. Мотив очевиден: в науке он “стоит” 100 тысяч манатов, в бизнесе же сразу начинает получать 250 долларов. И это не предел.
Я хорошо знакома с этим специалистом (он мой сосед), знаю его возможности. Для института, где он работал, да, пожалуй, для экономической науки в целом его уход – не великая, но все же потеря. Коммерсанты оперируют понятием упущенной выгоды. Вот и тут нечто подобное, только в форме интеллектуальной отдачи.
Знаю политолога, бросившего место корреспондента в газете. Он торгует на ярмарке близ аэропорта. А кандидат математических наук ремонтировал квартиру капитана полиции… Процесс оттока людей из интеллектуальных сфер деятельности явственно обозначился в конце 1980-х годов, в 1992-м усилился, а еще через пару лет стал лавинообразным.
Об “утечке мозгов” обычно говорят только в связи с эмиграцией. Но ведь “мозги утекают” и внутри страны – происходит разбазаривание интеллектуального потенциала. Мы – не единственная страна в мире, где более образованный сплошь и рядом уступает в доходах менее образованному. Такое наблюдается в соседней Грузии. И в России положение не лучше. Разница в доходах разводит людей не просто по разным уровням, но по разным мирам. И в самой невыгодной позиции оказываются именно те области, от которых, собственно, интеллектуальный потенциал и зависит, где он формируется десятилетия. Наука, в особенности фундаментальная. Просвещение. Искусство. Культура.
В центре социологических исследований “Форум” мне не смогли назвать даже приблизительное число “внутренних эмигрантов”. По словам эксперта Махмуда Ахмедова, установить это практически невозможно. Но даже та скудная информация, которой поделились со мной независимые социологи Н.Зейналов, Н.Сафаров, Л.Гамидова, рисует тревожную картину. В 1990 году численный состав Академии наук составлял 12 тысяч человек. На январь 1992 года – чуть больше 10 тысяч. Насколько с тех пор уменьшилось количество этих сотрудников, ответит предстоящее годичное собрание АН.
Можно возразить: зачем нам столько кандидатов наук, защитивших или за взятку или по “тапшу”? Пусть уходят. Но все дело в том, что так называемый “балласт” в большинстве случаев как раз и остается, дослуживаясь до директора НИИ. Уходят способные – если повезет – по специальности за границу. Если нет – то на рынок или в магазин. Мало ли водителей с научными степенями у олигархов местного пошиба?
По данным центра “Форум”, из всех занятых в промышленности на 1998 год 11,5 процента – специалисты с высшим образованием. Мы не самый образованный народ в мире, с иллюзиями покончено, но и для чрезмерного самоунижения тоже нет основания. Цена знаний и тех человеческих качеств, которые приходят вместе с образованием, – например, умение приспосабливаться к быстро меняющимся условиям – с каждым днем возрастает. Но это никак не отражается на доходах. Более половины дипломированных специалистов имеют фиксированный заработок. При этом у 32,4 % мужчин и 57 % женщин ставка не превышает 140 – 160 тысяч манатов в месяц! Предвижу недовольство Минтруда: ведь им прибавляют. Да цифры становятся иными. Но соотношения-то останутся прежними, поскольку все надбавки исчисляются от той же нищенской базы.
В нынешней экономической ситуации этот разговор может показаться беспредметным. Но пока ничто не свидетельствует о том, что при разработке экономических программ эта проблема хотя бы осознается. Перед глазами множество примеров, подобных тому, с которого я начала: получал человек 100 тысяч манатов, и вдруг “перескочил” на 250 “зеленых”. И никто не отслеживает процесс “утечки мозгов” внутри страны, не говоря о том, чтобы подумать, как им управлять. У нас нет даже статистики зарплаты по профессиям – разработка данных идет по отраслям и категориям занятых.
Происходящее сейчас воспринимается как последствие рыночной экономики, которая углубляет поляризацию в обществе. Но нет. До рынка, где будет назначена объективная цена всему, в том числе и труду, нам еще далеко. Мы переживаем переходный период. Рыночных механизмов, способных работать в автоматическом режиме, у нас по существу нет.
Я беседовала с экономистами, педагогами, социологами. Пришлось побывать и в Национальной библиотеке. Я не нашла ни одной серьезной работы, где были бы даны обоснования: сколько должен получать врач? Или учитель? Я не о конкретных суммах говорю – о принципах. Есть способы расчета, позволяющие установить, во сколько, при существующих ценах, обходится воспроизводство рабочей силы. Но нет методик, ориентированных на воспризводство интеллекта.
Учителю, чтобы он мог профессионально развиваться, необходимы книги, теперь, очевидно, компьютер. Его рабочее время не должно измеряться количеством проведенных уроков: какая часть суток нужна ему для работы над собой. Все это, а не только потребности в пропитании и одежде, должно быть заложено в его заработке. У нас об этом никогда не думали. К сожалению, не думают и сейчас.
Обидно провожать за границу, надолго или навсегда, образованных, талантливых, энергичных, способных так много сделать для переживающей трудные времена страны. Но разве не трижды обиднее терять их здесь, в пределах Отечества?
Из архивов газеты ЭХО, 2001 год