Х.Исмайлова, М.Багиров
Тамерлан Гараев – фигура на нашем политическом горизонте неоднозначная. В свое время – один из лидеров Народного фронта. Был в руководстве Верховного Совета при Муталибове, затем – Милли меджлиса при Эльчибее. Оба эти президента были вынуждены оставить свой пост под давлением. Под давлением уходили вслед за ними и их команды. Гараев каждый раз оставался – с приходом к власти Гейдара Алиева он, в отличие от очень многих, получил пост посла в Китае.
После его возвращения многих интересовало: куда двинется бывший оппозиционер и посол? Но Гараев отмалчивался, пространных интервью не давал, ссылаясь на то, что ему после долгого отсутствия на Родине надо осмотреться…
– С того момента, когда вас отозвали с должности посла Азербайджана в Китае, прошло уже немало времени. Чем вы намерены заниматься дальше?
– Я пока еще с этим не определился. Меня не было здесь 8 лет, и сейчас приходится практически начинать с нуля.
– А какая у вас сегодня политическая позиция – вы с властью или против власти?
– Сказать, что сейчас жду очередного назначения на ту или иную государственную должность, поэтому колеблюсь, я не могу. И ни в какую партию, как вам известно, я тоже не вступил.
– Складывается впечатление, что вы присматриваетесь к политическим партиям, выжидая – кто выступит с более интересным предложением…
– Я не занимаюсь изучением партий и своей будущей роли в них. Потому что знаю достаточно хорошо все эти партии и людей, которые находятся там на ключевых позициях.
– Можно ли вас отнести к новой категории политических деятелей, которых считают центристами, как, например, бывшие члены команды Гейдара Алиева – Эльдар Намазов, Тофик Зульфугаров?
– Я не думаю.
– Каково ваше отношение к Общенациональной хартии урегулирования карабахского конфликта?
– Я не увидел в ней ничего предосудительного. У меня создалось впечатление, что ее авторы хотят, чтобы в обществе была единая позиция, которую можно будет использовать в качестве аргумента на переговорах.
– Поддерживаете ли вы позицию руководства Азербайджана по мирному урегулированию конфликта?
– Если говорить о позиции руководства, нацеленной на урегулирование проблемы, то я ее поддерживаю. Если говорить о том, что власть старается решить вопрос мирным путем, считая, что эти возможности не исчерпаны, я всецело это поддерживаю. Что касается внутренней кухни, конкретно позиции азербайджанской власти, то я ее не знаю.
– Считаете ли вы необходимым, чтобы власть раскрыла общественности детали переговорного процесса?
– Мне пришлось поработать и на дипломатическом поприще. В ряде случаев широкая огласка процесса, в котором нет пока ясности, может нанести вред.
Может быть, это оттого, что, как мне кажется, ни в азербайджанском, ни в армянском обществах нет единой позиции насчет того – как это общество в целом видит удовлетворяющий его итог разрешения конфликта. Я имею в виду некий компромиссный итог, поскольку мы говорим о мире. Но на стадии подготовки конкретного документа, который стороны собираются подписать, гласность необходима.
– Призывы к силовым методам разрешения карабахской проблемы в последнее время звучат все чаще. Как вы думаете, готово ли наше общество к войне?
– Есть вещи, которые не зависят от общественного мнения, – это вопрос территориальной целостности. Его нельзя оставлять на усмотрение общественного мнения. Это национальный интерес, и он не зависит от того, как нынешнее население проголосует по данному вопросу.
Готова ли армия? Судя по той информации, которой я обладаю, мне кажется, что уже на сегодня в азербайджанской армии есть достаточно подготовленный костяк, который способен решить задачу восстановления территориальной целостности.
Другой момент – экономический. Я думаю, что освобождение земель не может быть длительным процессом, и в этом плане полагаю, что экономика справится.
И, наконец, готово ли общество? Дело тут не в настроениях – хотим мы этого или не хотим. Государство принимает решение, а общество необходимо готовить. Население должно жить законами военного времени и в условиях военного времени. Мы, к сожалению, этого не видим. Так было и во время прошлой войны, когда население прифронтовых районов – Шуши, Агдама – возмущалось тем, что там идет война, а в 300 километрах – в Баку – это нисколько не ощущается. Может быть, это одна из главных причин наших тогдашних неудач.
– Вы ощущаете свою ответственность за то, что происходило, ведь вы находились у власти?
– Я ее всегда ощущал и пытался делать все, что в моих силах. Я занимал пост зампредседателя Верховного совета во время президентства Муталибова и представлял в руководстве парламента оппозицию.
Можно ли говорить о том, что я находился у власти? Мои полномочия были очень ограниченными. Если говорить не только о должностных полномочиях, а об авторитете, то, несомненно, определенным авторитетом я тогда пользовался. Более того, военные действия шли у меня на родине, я избирался депутатом оттуда.
И в этом смысле, в рамках своих полномочий, я регулярно был на месте боевых действий и помогал всем, чем мог помочь, – организовать людей, добывать материальные средства, снабжать оружием. Вплоть до того, что в районах боевых действий по моей инициативе впервые в Азербайджане в городах стали создаваться фортификационные сооружения. Я находил специалистов в области военной инженерии и просил их о содействии. Там, где эти сооружения были воздвигнуты, к примеру, в Агдаме, враг подступиться не мог. Только после того, как Агдам был полностью оставлен, они смогли захватить город.
Мне себя не в чем упрекнуть.
– В период вашего пребывания в Китае большую огласку получила история с поставкой этой страной Армении ракетных комплексов “Тайфун”. Предпринимали ли вы какие-либо дипломатические усилия в связи с этим?
– Сегодня уже я могу спокойно говорить о том, что деятельность Посольства Азербайджана в Пекине по данному вопросу можно считать образцовой. Почему? Небольшое посольство с очень маленьким штатом, работающее в огромной стране, своими силами добыло тогда информацию об этих поставках, вплоть до того, где и какого рода воооружения на какие транспортные средства грузились. Мы отправили секретное сообщение в МИД Азербайджана за несколько месяцев до того, как эта история получила огласку в прессе.
Потом мы сконцентрировались на работе с правительством КНР, но хочу сразу подчеркнуть, что у меня и мыслей не было упрекать в этом официальный Пекин. Потому что Китай – это страна-производитель оружия, которая, как и любой другой производитель, этим оружием торгует. Думать, что для продажи оружия в Китае необходимо разрешение политбюро, неверно, поскольку в этой стране давным-давно работают рыночные механизмы, в том числе и в сфере торговли вооружений.
Я бы тоже без проблем мог приобрести для Азербайджана любой вид вооружений, о чем в свое время информировал Баку, и даже посылал каталоги. Но тогда интереса никто не проявил.
А говорить о каких-то тайных умыслах совершенно неверно. И точно так же об этом заявляло китайское правительство, выразив при этом полное понимание позиции Азербайджана. Вот где проявилось по-настоящему дружеское отношение Китая к Азербайджану – правительство этой страны наложило запрет на поставки вооружений с территории Китая в Армению. Они отозвали специалистов, которые были направлены туда, и запретили каким-либо фирмам поставлять в Армению не только оружие, но и боеприпасы.
По моей информации, через некоторое время, когда армяне в ходе учений отстреляли все боеприпасы к “Тайфунам”, они вновь обратились с запросом к китайской стороне и получили отказ. Более того, этот вопрос даже обсуждался на уровне зампредседателя КНР, который, собрав совещание, наложил запрет на поставку боеприпасов в Армению.
– Какое место во внешней политике Китая занимает Азербайджан?
– Я очень хорошо понимал, что в Китае работаю на перспективу. И думаю, что мы заложили хороший фундамент на будущее китайско-азербайджанских отношений. И факты налицо. Когда глава парламента КНР Ли Пэн – второй человек в государстве по конституции – посетил регион в минувшем году, он ограничился только визитом в Азербайджан.
На дипломатическом языке это означает очень многое. До этого все представители Китая любого уровня, посещая регион, обязательно наносили визиты во все три государства – Грузию, Армению, Азербайджан, и этим всегда подчеркивался нейтралитет Китая.
Второй момент – это содержание выступления Ли Пэна в Баку, в котором он заявил о поддержке территориальной целостности Азербайджана. Он сказал, что КНР не согласится с насильственным изменением азербайджанской территории, и поддерживает любые усилия Азербайджана по восстановлению своей территориальной целостности.
Кроме того, в прошлом году в Пекине нам было заявлено, и я об этом ставил в известность азербайджанское руководство, что Китай уже однозначно определился насчет того, что отношения с Азербайджаном для КНР являются приоритетными.
– Может ли помешать развитию этих отношений прозападная ориентация Азербайджана?
– Я думаю, что в вопросе, чьим союзником является Азербайджан, вы часто желаемое выдаете за действительное. Что касается отношения к этому Китая, то там на этот счет однозначная позиция – КНР уважает любой выбор Азербайджана. И это правильная позиция, каков бы ни был этот выбор, я не думаю, что Азербайджан может угрожать интересам Китая.
А вот дружеские и доверительные отношения с Азербайджаном при его любом выборе выгодны Китаю. Хотя бы из-за нашего географического положения. Китай понимает, что самый короткий путь в Европу лежит через Азербайджан.
– Что вы думаете по поводу агрессии Ирана на Каспии? Довольны ли вы поведением наших силовых структур?
– То есть, отсутствием поведения. Я считаю, что поступили правильно. Ситуация, конечно, исключительно сложная и деликатная. Думаю, что Азербайджан должен использовать все дипломатические усилия для того, чтобы плавно решить эту проблему с южным соседом. Нам конфликт с Ираном совершенно ни к чему.
– Вас называли промуталибовским политиком, вы согласны с этой оценкой?
– Я считаю ее необъективной. С Аязом Муталибовым я познакомился тогда, когда меня избрали зампредседателя Верховного Совета Азербайджана по рекомендации НФА. По ряду вопросов, особенно связанных с Карабахом, мы тесно сотрудничали.
Когда А.Муталибов ушел в отставку, я не считал правильной ту атмосферу, в которой все это происходило. Мы ведь жили уже в независимом государстве, и за нами наблюдали со стороны, за тем, что происходит и как мы решаем внутриполитические вопросы. И тогда, и сейчас я продолжаю оставаться противником любых антиконституционных и противозаконных мер.
Муталибов тогда принял решение об отставке, но, когда он вернулся, я не стал участвовать в заседании парламента. Я считаю, что это было ошибкой с его стороны. После того, как Муталибов ушел с должности, у меня с ним никаких контактов не было, вплоть до сегодняшнего дня.
– Вы все-таки полагаете, что А.Муталибова свергли?
– Вокруг здания парламента был собран народ. Да, он не мог выйти из здания. Но если президент, обладающий властью, не может ее применить для того, чтобы заставить людей подчиниться закону, он должен уйти. Этот элемент принуждения показал беспомощность власти, когда даже силовые структуры на приказ президента разблокировать его стали требовать решения парламента, заведомо зная, что депутаты такого решения не примут.
– Ваша оценка, А.Муталибова как президента?
– А.Муталибов просто оказался не в то время и не в том месте. Хочу сказать, по уровню грамотности, профессиональной подготовки, представительности он был даже сильнее первых лиц других стран СНГ. Я бывал с ним в зарубежных поездках и наблюдал со стороны манеры его поведение, то, как он беседует – с ходу безо всяких бумаг.
Кроме того, Муталибов великолепно знал экономику Азербайджана.
Но он оказался неподходящим для экстремальной ситуации, в которую попала страна. Я думаю, в той ситуации ему великолепно подошла бы роль премьера при наличии сильного президента. Или он был бы хорошим президентом, но в мирное время.
– Что вы думаете по поводу того, чтобы продолжить работу на госслужбе?
– Я желал бы работать на государство. Не буду скрывать этого, поскольку думаю, что у меня неплохо получается. Мне под 50 уже, накоплены опыт, знания, и мне хочется отдать все это своей любимой Родине, своему государству. Азербайджан, конечно, должен быть гораздо лучше, чем он есть сейчас, но для этого надо работать. И это, я вам скажу, не очень сложно. Просто надо мобилизоваться. Потому что, это такая удивительная страна, и хочется на нее работать.
– Были ли какие-либо предложения?
– Безусловно, были такого рода беседы, но все, что было предложено, не совсем отвечало моим планам.
Из архивов газеты ЭХО, 2001 год