Ральф ДАРЕНДОРФ, автор многих популярных книг, член Британской палаты лордов, бывший ректор Лондонской школы экономики и директор колледжа Св. Антония в Оксфорде
(Проект Syndicate, специально для “Эхо”)
Что-то странное случилось в этом году во время избирательных кампаний в Европе. Во Франции и Германии, Голландии и Швеции вопрос, который для многих людей является наиважнейшим, – иммиграция, – либо оставался без внимания, либо ему придавалось слишком большое значение. Утвердившиеся на политической сцене партии, как будто заключили между собой негласное соглашение о том, чтобы преуменьшать значение иммиграции.
“Мы должны избегать упоминания этого деликатного вопроса во время избирательной кампании”, – вот каким был преобладающий подход, словно бы период выборов, отличающийся ростом политической сознательности, нельзя использовать для обсуждения серьезных противоречий. В результате на сцену вышли экстремистские партии с лозунгами о том, что страну “заполонили” иммигранты и что нужно сохранить “чистоту” нации. Можно ли винить избирателей за то, что они с подозрением отнеслись к молчанию политического большинства, и даже за то, что они поддались экстремистской трескотне? Тем, кто верит в либеральные и просвещенные политические дискуссии, самое время – на самом деле, поздновато – изложить свою позицию. Нужно вспомнить некоторые прописные истины о миграции людей и сделать необходимые выводы.
Вот пять таких истин, или, по крайней мере, пять вопросов для обсуждения. Во-первых, эмиграция – это вовсе не забава. Как правило, люди не уезжают из дому по прихоти или из любви к приключениям. Обычно они хотят сбежать от беспросветной жизни, как и многие европейцы, которые покидали свои дома в XIX и XX столетиях, стремясь в Америку. Независимо от того, является ли миграция реакцией на политическое угнетение или на экономическое обнищание, важно понять, что цена, которую готовы заплатить эмигранты, настолько высока, насколько силен стимул к отъезду. Во-вторых, иммиграция – это большая похвала тем странам, которые мигранты выбирают в качестве места назначения. Ответом на вопрос: “Куда мы поедем, если нам придется уехать” обычно является не Китай и не Африка. Не особо привлекают теперь людей и страны Латинской Америки.
Как правило, мигрантов притягивают богатые и свободные страны. Мечтой многих стала Канада, но наряду с нею – и Европа. Они должны гордиться тем, что привлекательны для людей, как гордились этим долгое время США. В-третьих, некорректно отстаивать необходимость приема определенного количества мигрантов на основании того, что это нужно для заполнения определенных вакансий, например, в сфере высоких технологий. Приобретение нескольких индийских специалистов в компьютерной сфере – недостаточно уважительная причина для того, чтобы позволять въезд в страну по механизму “грин-кард”, хотя бы потому, что такие мигранты составляют среди переселенцев незначительное меньшинство. Сегодня богатым странам мигранты нужны, чтобы заполнить вакансии, которые Эдеа Тернер в книге “Просто капитал” называет работой “интенсивных прикосновений” (“хай-тач” по-английски, игра слов с намеком на выражение “хай-тэк” – высокие технологии).
Большинство людей в богатых странах больше не хотят марать руки. От ресторанных кухонь до ухода за престарелыми, от уборки хлопка до работы на стройке – жители богатых стран хотят быть потребителями услуг, которые они сами больше предоставлять не хотят. Может быть, это и не очень возвышенно – ожидать, что эту “грязную” работу выполнят рабочие-иммигранты, но для этих рабочих подобная работа дает возможность сделать шаг вверх по лестнице надежды, поскольку они помогают поддерживать функционирование стран с развитой экономикой и общественной структурой.
В-четвертых, никто пока еще полностью не осмыслил, к чему ведут нынешние демографические и сопутствующие им социальные изменения, но факт, что без мигрантов “государство всеобщего благосостояния” в развитых странах существовать не сможет. Говорить об этом неприятно. Положение вещей, при котором иммигрантов используют для обеспечения нужд коренного населения, при этом не позволяя им пользоваться всеми благами, непривлекательно с моральной точки зрения. Возможно, существуют способы смягчить результат, но без иммиграции социальные блага по всей Европе пришлось бы очень сильно урезать уже при жизни одного поколения.
В-пятых, к иммиграции можно относиться либо, как к шагу в направлении полной интеграции мигрантов в принявшее их общество, либо, как к переходному этапу в их жизни. Нужно, чтобы у людей была возможность выбрать любой из этих вариантов, но о втором следует сказать еще очень многое. Итальянцы (а позднее турки), работавшие в Северной Европе, а затем вернувшиеся домой со сбережениями, достаточными для того, чтобы открыть свой небольшой бизнес, принесли двойную пользу – сначала они помогли стране, которая их приняла, а затем своей родине. Тот факт, что положение в стране может радикально измениться, дает надежду. Главные примеры в этом отношении – Португалия, и, прежде всего, Ирландия. В течение более, чем столетия Ирландия была преимущественно страной, из которой эмигрировали.
Сейчас Ирландия – настолько процветающая страна, что она привлекает иммигрантов даже из Великобритании. Это не единственный способ добиться прогресса. Интеграция мигрантов целесообразна во многих отношениях, но желательно создать сносные условия в проблемных странах с помощью поколения эмигрантов, которые сначала переводят на родину ресурсы, а затем возвращаются сами. Из этих прописных истин об иммиграции вытекает многое, но не в последнюю очередь то, что теперь дискуссию можно вести в более разумном ключе. Если судить с точки зрения этих истин, то, например, расширение Евросоюза на восток очень желательно – потому, что оно может привести к миграции из вновь присоединившихся государств в страны, которые давно являются членами ЕС. Таким образом, можно создать новые Португалии и Ирландии, сохранив в то же время благосостояние ныне процветающих регионов.
Из архивов газеты ЭХО, 2002 год