Как мы уже сообщали, 22 июля Президент Азербайджана Гейдар Алиев дал интервью руководителям некоторых азербайджанских газет. Как мы обещали, сегодня публикуем полный его текст. Но хотелось бы начать с извинений перед читателями. В течение двух дней нам звонили разные люди и спрашивали: задали ли редакторы этот вопрос? А этот? Это и понятно: президент – человек, вопросов к которому столько, что если задать их все, беседа может затянуться на месяцы.
Так что приносим извинения за то, что многие очень важные вопросы задать не удалось, несмотря на то, что разговор длился два с половиной часа. Впрочем, надежду вселяют два обстоятельства: во-первых, открытость, проявленная Гейдаром Алиевым (ни темы, ни постановку вопросов никто заранее инспектировать не пытался), а во-вторых, то, что идея сделать такие встречи традицией возражения у президента не вызвала…
МЕХМАН АЛИЕВ (генеральный директор информационного агентства “Туран”): Господин Президент, Вы только что возвратились из Ялты. В печати о саммите ГУУАМ сообщалось разное. Например, Узбекистан принимает участие в ряде проектов ГУУАМ, но на этом саммите Узбекистан представлял лишь посол. Президент Молдовы Воронин сказал, что Молдова не видит никакой пользы от ГУУАМ. Президент Украины считает, что ГУУАМ развивается, Вы также отметили, что развитие есть. Соединенные Штаты Америки хотят принимать участие в ГУУАМ в качестве наблюдателей. Это очень важный фактор и свидетельствует о важности этой структуры. Хотелось бы услышать от Вас, что в действительности происходит в ГУУАМ?
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Знаете, ГУУАМ – не совсем обычная организация. В свое время она была создана во время встречи в Страсбурге по инициативе президентов четырех стран. Вначале мы создали ее как региональную организацию, больше для того, чтобы развивать экономические связи. Когда мы встретились в Страсбурге, шел 1997 год, в то время в Совете Европы проходил саммит глав государств, там мы и создали ее. Тогда все мы были увлечены идеей Транскавказской магистрали. Но были и другие, близкие с региональной, территориальной точками зрения страны, которые стремились принять в этом участие. Таким образом, фундамент структуры был заложен на основе экономических принципов, для расширения экономического сотрудничества.
Затем эту организацию начали несколько политизировать. Возможно, с одной стороны, этому способствовало настроение изнутри, с другой – происходило в результате влияния извне. Вначале некоторые думали – зачем нужна ГУУАМ? Другие считали, что ГУУАМ необходима. Так была создана ГУУАМ. Вначале все это трудно было осознать. Многие вообще считали, что это никому не нужно. Но постепенно мир изменился и все привыкли к этому. Поэтому мы считаем, что наличие такой организации никому не вредит. Пусть никто по этому поводу не беспокоится. Если организация приносит какую-то пользу входящим в нее государствам, значит, это следует использовать. Если же она вредит какой-то организации, региону, то и это можно рассмотреть для устранения вреда. Но ГУУАМ не противопоставлена какой-то другой организации. Она не хочет ни с кем конкурировать. Думаю, что и не способна на это.
Однако эти страны близки друг другу, к примеру, географическое положение. Когда мы создавали ее, в нее вошли Молдова, затем Украина, потом Грузия, расположенная на побережье Черного моря, потом следует Азербайджан, позже присоединился и Узбекистан. Видите, страны-участницы находятся географически примерно на одной линии. Это было прежде всего связано с большими надеждами, возникшими в связи с нашей нефтяной стратегией. Эти надежды есть и сегодня.
К примеру, вы говорите, о выступлении Президента Молдовы г-на Воронина. Да, в то время существовало мнение, что каспийская нефть будет поступать в Украину, оттуда – в Молдову и это принесет нам пользу. Но я вижу, что сейчас это нереально. Однако г-н Кучма говорит, что нефтепровод Одесса-Броды уже построен. Если нефть будет транспортироваться в Одессу, то они готовы экспортировать ее оттуда до Балтийского моря. Они говорили об этом с самого начала. На конференции, посвященной программе ТРАСЕКА, Кучма также поднял этот вопрос. Поэтому, как видите, существует и такое мнение, и другое. Однако все это постепенно реализуется. И когда реализуется, возможно, действительно, того интереса, что раньше, не будет. Но некоторый интерес усилится. Поэтому я не считаю, что выступление Воронина направлено на развал ГУУАМ.
Но во всяком случае мы обсудили, обсудили очень серьезные вопросы и приняли серьезные решения. Если учесть, что мы приняли решение о современной стабильности и безопасности, то одно только это уже – достижение. Если в составе крупной организации сделать это не представляется возможным и мы добиваемся этого в более мелкой организации, значит, мы вносим свой вклад в обеспечение стабильности и безопасности. Равно, как и в борьбе с терроризмом, международным терроризмом. Мы приняли там и другое решение. Вот уже несколько лет на повестке дня СНГ стоит вопрос о создании свободной экономической зоны. Но каждый раз, когда мы собираемся, эта проблема по тем или иным причинам не находит решения. Однако здесь эти государства приняли решение о свободной экономической зоне.
Значит, в их экономических связях нет проблем, они способны создать свободную экономическую зону, что принесет пользу их экономике. Если вопрос не решается из-за расхождения во мнениях государств, входящих в состав такой крупной организации, как СНГ, то решение их здесь, в качестве первой ступени, принесет пользу. Мы приняли и другие очень важные решения. Поэтому я считаю, что ГУУАМ будет жить. Хотя ничего вечного нет. Возможно, будут созданы другие организации, в состав которых она войдет и растворится в них. Но пока есть хорошие условия для совместной работы стран, входящих в ГУУАМ, по многим вопросам. Не следует отказываться от этого.
РАУФ ТАЛЫШИНСКИЙ (главный редактор газеты “Эхо”): Господин Президент, некоторое время назад Вы провели встречи с местными и иностранными предпринимателями. Поставленные там проблемы и вопросы, можно сказать, были позитивно восприняты общественностью. Сложилось мнение, что власть намерена начать серьезные реформы в экономике. Сегодня все ждут заключительного совещания, вокруг которого ходит много разговоров. В том числе и о кадровых перестановках. Называются даже конкретные имена. Правда, высказывается и другая версия. Она состоит в том, что никаких кадровых перестановок ждать не следует, а все изменения будут носить исключительно функциональный и структурный характер. Вы можете как-то это прокомментировать?
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Хочу подчеркнуть: проведенные нами две встречи – одна – с местными предпринимателями, другая – с работающими в Азербайджане предпринимателями из зарубежных стран – сами по себе были очень важны. Во-первых, потому, что и предприниматели, и вся общественность еще и еще раз убедились в том, что Азербайджанское государство считает развитие предпринимательства одной из основных задач, заявляет, что развитие рыночной экономики – основа экономической политики Азербайджана, и не только основывается на этих принципах, но и принимает различные дополнительные меры по их осуществлению. Это воодушевило предпринимателей. Во-вторых, состоявшиеся там беседы облегчили работу предпринимателей еще до того, как мы приняли решения, осуществили последние мероприятия. Возьмем, к примеру, такой незначительный вопрос. Хотя, возможно, это и не мелочь.
Я подверг критике работу Государственной дорожной полиции. Сказал, что в Азербайджане нет необходимости в таком штате сотрудников ГДП. Человек живет, работает, бизнесмен он, преподаватель или вообще не имеет никакой должности, никакой профессии. У него есть автомобиль. Это вполне естественно. На перекрестке его останавливает работник ГДП и требует предъявить документы. Ковыряет эти документы так долго, что человек, лишь бы избавиться от него, платит деньги. Но если бы на этом все закончилось! Город-то у нас большой. Его останавливают на другом, на третьем перекрестке… Это, как я сказал, вызывает у людей большое недовольство. Да и кому это может понравиться?! Тот же самый работник ГДП, как он будет себя чувствовать, когда его остановят в 3-4 местах? Как будет себя чувствовать наш министр внутренних дел Усубов? Конечно, отвратительно. Я открыто сказал там об этом. Ни о чем другом я не говорил. Но спустя несколько дней Усубов сообщил мне: сократили 300 работников ГДП. Этих людей трудно отучить от таких дел. Но мы должны отучить. Радикалы, критикующие нас, говорят: этого не должно быть. Я тоже считаю, что не должно быть. Мне нравится это еще меньше, чем им. Но как реально осуществить это в жизни?!
Усубов говорит мне: “Мы сократили 300 работников ГДП. Но ведь и у меня есть знакомые. Они говорят: “Люди воздают вам хвалу за то, что вы избавили их от работников ГДП”. Я-то знаю, еще не полностью избавились. Но одно это уже – результат. Я ответил Усубову: “Нет, ты должен представить отчет”. Потому что я помню, что года 3-4 назад мы провели совещание. Глава исполнительной власти Лянкярана сказала, что людей, которые из Лянкярана в Баку везут на продажу фрукты, овощи, бахчевые, останавливают в 6-7 местах, требуют деньги, к тому же время проходит, продукты портятся. Тогда я принял строгие меры и количество работников ГДП существенно сократили. Все были довольны. Но прошло время, я забыл об этом, забыли и другие, и число работников там постепенно увеличилось. Почему? Вы – авторитетные журналисты, я могу вас познакомить со статистикой. Наше Министерство внутренних дел каждый раз дает статистику, согласно которой (и это действительно так) в Азербайджане на каждые несколько тысяч человек приходится меньше всего преступлений.
Или же раскрываемость преступлений – Азербайджан тоже впереди всех стран СНГ. Это отнюдь не значит, что борьба с преступностью завершилась. Все относительно, но, сравнивая, видишь, что положение в Азербайджане лучше, чем в других странах. Сейчас Усубов проверил работников ГДП. По числу работников ГДП, не знаю, то ли на 10, то ли на 100 тысяч автомашин, Азербайджан оказался на первом месте среди стран СНГ. То есть он сам подтверждает, что они допустили большую ошибку. Предлагаю даже провести эксперимент: на несколько дней поставим работников ГДП только в некоторых точках, а остальных освободим. Посмотрим, каким будет движение автомобилей в городе. Мы, наверное, сделаем и это. То есть, я говорю о фактах, по которым мы приняли не только эти, но и другие меры. Однако я не считаю, что наша работа на этом закончилась. Я неоднократно говорил об этом, говорю и вам.
Над этим работали как мой аппарат, то есть экономический сектор, Вахид Ахундов, Кабинет министров. За день до отбытия в Ялту мне сообщили, что материалы полностью готовы. Я, естественно, должен просмотреть их, это потребует времени. После рассмотрения вопросов я планирую провести расширенное совещание. С другой стороны, кто-то говорит, что произойдут кадровые перестановки, кто-то отрицает это, кто-то утверждает, что хорошо, если они произойдут, кто-то с этим не согласен – все это второстепенные вопросы. Нам необходимо решить прежде всего организационные, экономические вопросы, регулируемые законами и указами. То есть заняться тем, что облегчит развитие предпринимательства. Но если где-то необходимы кадровые перестановки, то для этого мы никогда не станем проводить кампанию.
Вы, наверное, видите, в Азербайджане в основе кадровой политики – принцип стабильности. Все кадровые вопросы в конечном счете возложены на меня. Я поддерживаю стабильность. Но если кто-то совершает преступление или не справляется с работой, мы никогда не прощали таких людей. Слава Богу, за девять лет моего пребывания на посту Президента вы видели, сколько людей было отстранено от должности, наказано. Правда, оппозиция тут же кидается их обнимать. Пока эти люди работают у нас, оппозиция утверждает, что они, мол, разваливают, нацию. Некоторые поступают умнее – стараются найти себе другую. Занимаются бизнесом или чем-то другим. Иные же, как говорится, не могут подавить в себе чувство злобы, ищут выход. И находят: оппозиция таких людей ищет. Выясняется, что этот человек был очень хорошим, а Гейдар Алиев относился к нему плохо и пр. А тот спустя некоторое время становится еще большим оппозиционером, чем истинные оппозиционеры, дабы показать, что он действительно в оппозиции. Потому что ведь и там ему до конца не верят. Он должен и там пройти испытательный срок. Потому и проявляет такое рвение. Вы видели все это и еще увидите.
ГЮНДУЗ ТАХИРЛИ (главный редактор газеты Йени юзил): Господин Президент, в борьбе с коррупцией необходимо отдавать предпочтение больше общественно-социальным причинам, приводящим к данным фактам, чем административным методам. Как Вы уже отметили, для этого должна быть создана правовая база. Но в целом, в результате борьбы с коррупцией больше всего страдает не верхний, а нижний эшелон государственных учреждений. В какой степени Вы согласны с таким мнением?
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Сейчас я не могу говорить о тех, что внизу. А те, что наверху, видны. Возможно, в ваших словах есть определенная доля истины. Но воспринимать это как политику, нельзя. Просто, может быть, когда идет борьба с коррупцией в верхних эшелонах, их представители, когда чувствуют угрозу, жертвуют 2-3 людьми в нижнем эшелоне: мол, вот, где была коррупция. Такое тоже возможно. То есть, я не могу это ни отрицать, ни подтвердить, но это не сложившаяся практика.
РАШАД МЕДЖИД (главный редактор “525-джи газет”): Господин Президент, самая тяжелая для страны проблема – нерешенный нагорно-карабахский конфликт, не говоря уже о социальном положении миллиона беженцев, – наши соотечественники теряют надежду. Быть гражданином оккупированной страны не прибавляет гордости. Наблюдатели говорят, что ключ к урегулированию конфликта в США и России. У вас сложились искренние дружеские отношения и с Президентом Владимиром Путиным, и с Президентом Джорджем Бушем, и с его отцом. Люди считают, что если на фоне таких отношений урегулировать конфликт не удалось, то дальнейшие перспективы его разрешения весьма туманны. Хотелось бы узнать Ваше мнение.
ГЕЙДАР АЛИЕВ: В Ялте выступили все президенты. Можно сказать, что конфликта нет только в Украине. В Грузии есть, там очень тяжелое положение. Конфликт есть в Молдове, там тоже сложилось тяжелое положение. Есть и у нас. Я достаточно резко выступил там как в адрес ООН, ОБСЕ, Минской группы, так и в адрес сопредседателей от США, России и Франции, руководителей этих стран. Я не хочу повторять свое выступление, оно будет опубликовано в печати, прочитаете. Содержание его в следующем: “Все вы, с одной стороны, утверждаете, что привержены принципам международного права. Вы приняли Хельсинкский акт и заявляете о своей приверженности ему. Основной принцип его – обеспечение территориальной целостности, суверенитета и неприкосновенности границ каждой страны. Вы декларируете и поддерживаете эти принципы.
Даже, когда речь идет об армяно-азербайджанском, нагорно-карабахском конфликте, как это недавно имело место в США, вы заявляете, что признаете территориальную целостность Азербайджана. И неудивительно – должны признавать, вынуждены признавать. Но в таком случае, сказал я, почему же вы так пассивно занимаетесь урегулированием нашего конфликта. Вы дошли до того, что заявляете: пусть Президент Армении и Президент Азербайджана договорятся об урегулировании армяно-азербайджанского конфликта, сами решат вопрос. После этого мы окажем любую помощь. Наглядным подтверждением этому служит документ, принятый в Москве на встрече Буша с Путиным. В отношении нагорно-карабахского конфликта там написано: рекомендовать президентам Азербайджана и Армении действовать более гибко, найти путь решения вопроса, мы же – имеются в виду Буш и Путин – после этого готовы оказать помощь. Вот как обстоит дело. Это двойной стандарт. В Ялте я высказал все это.
Я сказал: этот двойной стандарт, двойное отношение разрушат мир, ваши принципы. Я говорю вам откровенно, это пройдет и в печати. Зачем нам в таком случае нужна Организация Объединенных Наций? Зачем нужна ОБСЕ? Раз в шесть месяцев меняется председатель ОБСЕ. В течение шести месяцев председательствует одна страна, по истечении этого срока – другая, потом – третья. Сейчас – кажется, Португалия. До нас дошли сигналы, что Португалия вообще не желает заниматься этим вопросом. До этого была Румыния. Председатель парламента Румынии приезжал сюда, он побывал и в Армении, и даже в Нагорном Карабахе. Приехал и говорит: вы должны договориться. Я ответил: вы рекомендуете нам смириться с фактом. Но если мы каждый раз будем мириться с происходящими, кому нужны принципы, за которые вы ведете борьбу? Председатель от Румынии, посетив Нагорный Карабах и приехав сюда, говорит: Давайте сделаем так. Я как председатель ОБСЕ создам парламентскую группу, и мы будем заниматься этим вопросом. Мы урегулируем его. Он несколько раз говорил об этом. Я ответил: И без того существует Минская группа ОБСЕ. Я знаю, что парламентская группа ничего не добьется.
Я не согласен с этим. Нет, мол, вы давайте вашего представителя и прочее. Он даже сказал об этом нашему послу в Бухаресте. А посол, как будто открывает для нас Америку. Говорит: мол, есть такое дело, они могут решить это. Я ведь знаю, что все это абсурд. Они не решат никакой вопрос. Во всяком случае я не согласился с ним, и он уехал. Я вспомнил один эпизод о Мешади Ибаде, когда с ним приключилось известное дело, и все подходили к нему, мол, Мешади, дай столько-то, и я сделаю то-то и так далее. Вот и мы сегодня оказались в таком же положении. Понимаете? Я говорю с вами откровенно. Когда говоришь об этих вопросах открыто, наша оппозиция тут же все переворачивает. Смотришь, пишут о чем-то совершенно бессмысленном 7 статей подряд. Я говорю открыто: в настоящее время во всех этих организациях господствует настроение: что было – то прошло, необходимо считаться с реальностью. Говоришь им все это, тогда они заявляют, мол, да, вы правы. Мы признаем территориальную целостность. Спрашиваю: почему же вы в таком случае утверждаете это? Отвечают: но ведь другого пути нет. Я говорю, почему нет пути? Путь решения – эти принципы.
Если вы не можете осуществить эти принципы, тогда давайте распустим эти организации. Вы не знаете, насколько открытые, жесткие переговоры я с ними веду. Недавно сюда приехала и представитель Люксембурга, председательствующая в Комитете министров Совета Европы. Вы видели ее. Это очень умная женщина, министр иностранных дел и одновременно заместитель премьер-министра. Она тоже излагала свое мнение. И сказала: ведь часть и вашей земли находится в Армении. Отдайте им что-нибудь, и они возвратят вашу землю. Вижу, что ей неизвестно, что она говорит о нашей земле. Я имею в виду Нахчыванскую Автономную Республику. Я сказал: вы, наверное, говорите о том, что наша земля оказалась территориально отдаленной. Она ответила: Да. Я сказал: знаете, это тоже посягательство против нас. Когда в 1920 году составлялись эти документы, у Азербайджана никого не было в Москве. Власть была в руках армян. Азербайджанскую землю – Зангезур, в частности, его Мегринскую часть, передали Армении, чтобы у нее была граница с Ираном. Это было сделано искусственно. Вот, о чем думали армяне в 1920 году. Ведь, в то время была советская власть. Зачем им нужна была граница? В свое время в КГБ я был одним из тех, кто защищал эти границы. О границе и речи не могло быть. Было железнодорожное сообщение по маршруту Баку-Ереван.
Поезда проезжали через Мегри. Ни о каких препятствиях там и речи не могло быть. Но обратите внимание, еще в 1920 году они думали о необходимости выхода Армении к Ирану и добились открытия этой границы. Я вкратце изложил вам историю. А сейчас возвращаюсь к беседе с той женщиной. Я ей говорю, что дело обстоит так-то и так-то. Если армяне хотят передать нам Мегринский район и взамен забрать Нагорный Карабах, пусть внесут предложения, мы рассмотрим. Что плохого я сказал? Это дипломатия. Я знаю, что это нереально, знаю, что Армения не пойдет на это. Мне даже известно, что этот вопрос “появился” не сейчас, он обсуждается в течение последнего года. Месяца 2-3 назад Серж Саркисян заявил: мы, мол, не отдадим Мегри даже если нам отдадут половину Азербайджана. И зная об этом, я открыто, перед прессой говорю председателю Комитета министров Совета Европы, министру иностранных дел Люксембурга: вы бываете в Армении. Передайте им, пусть отдадут нам Мегри в обмен на Нагорный Карабах. Я думал, это произведет на них сильное впечатление. Но нет. Они спокойно перенесли это.
Но что произошло потом? В наших оппозиционных газетах было опубликовано 5-6 статей о том, что Гейдар Алиев хочет отдать Армении Нагорный Карабах. Дорогие мои друзья, знайте и вы, и весь азербайджанский народ: ведя эти переговоры, я в ряде случаев могу сказать такое для того, чтобы добиться чего-то путем дипломатических игр, ходов. Но сказать это еще не значит сделать. Я сказал: пусть отдадут Мегри, и мы уступим им Нагорный Карабах. Это не значит, что они в ту же минуту отдали Мегри, а я уступил Нагорный Карабах. А здесь публикуются статьи. Причем руководители партий пишут, что Гейдар Алиев отдает Армении Нагорный Карабах. Разве возможно такое? Возможно? Нет.
Должен сказать вам еще об одном. Как вам известно, в свое время состоялся разговор об обмене землей. Когда Сахаров приезжал сюда, шел разговор о том, чтобы передать Азербайджану Мегри. А из Лачина открыть коридор для Армении. Азербайджан не согласился с этим. Об этом мы говорили в Турции с покойным Озалом, затем – с Сулейманом Демирелем, тогдашним министром иностранных дел Турции Хикметом Четином. Не могу сказать, что армяне могли в конце концов согласиться с этим. Но во всяком случае такое настроение было. Однако именно азербайджанская сторона выступала против этого. Вам не известно о том, какое значение имеет Мегри для Азербайджана. Я буду говорить с вами откровенно. Однажды такой разговор уже был. После этого из самых высших кругов, отдельных стран заявили: Вы хотите создать тюркский пояс? Я спросил: а что такое “тюркский пояс”? Мне ответили: Турция, Нахчыван напрямую соединяются с Азербайджаном, а оттуда – со Средней Азией. Я спросил: А против кого направлен тюркский пояс? Мне ответили: а разве Вы не видите, против кого? Но и я не ребенок. Знаю, что это правда. Понимаете?! Я раскрыл вам некоторые вопросы. Думаю, достаточно. Но в голове много таких фактов.
Ты, кажется сказал, что я нахожусь в близких, дружеских отношениях и с тем, и с другим. Да, у нас прекрасные отношения. К примеру, у меня были великолепные отношения с Клинтоном. Он очень симпатизировал мне, а я ему. Но ему не удалось решить данный вопрос. Потому что и он не мог. Сейчас пришел Буш. И с ним прекрасные отношения. И с отцом его я давно знаком. Великолепные отношения у нас с Путиным. К примеру, мы открыли в Санкт-Петербурге памятник Низами. Это было очень важно. Сегодня в таком крупном городе, как Санкт-Петербург, есть памятник Низами. То есть у нас очень добрые отношения. Знаете, отношения глав государств могут сложиться в случае соответствия их государственных интересов. Я считаю именно так. А то что, допустим, кто-то мне нравится, и неважно, как он относится к моей стране, – нет, это невозможно. Для меня как Президента Азербайджана, главное – это государственные интересы Азербайджана.
Но я вижу, Путин, в отличие от прежних руководителей, прекрасно чувствует, что такое Азербайджан и проявляет к Азербайджану доброе отношение. Он считает, что отношения между Азербайджаном и Россией необходимо развивать без давления, диктовки, имевших место в прошлом. Нам нужны именно такие отношения. Не было такого случая, которым бы я не воспользовался. Встречаясь с ним в Санкт-Петербурге, мы помимо остальных вопросов вновь обсудили эту проблему. Но опять то же самое: “Вы встретитесь с Кочаряном. Посмотрите, что можно сделать. В свою очередь и мы посмотрим”. Вы – не простые люди. Вы – ведущая сила нашей прессы. Не подпадайте под субъективное влияние. Поверьте, решение данного вопроса – это смысл моей жизни. С нами произошла такая трагедия, что глядя на глобус, я не могу найти страну, где бы случилось то же самое.
Я не могу найти вторую такую страну, земли которой оккупировала бы страна, которую мощно поддерживают столько государств мира и диаспора. Второго такого государства нет. Возьмем, к примеру, Кашмир, Индию. В настоящее время часть поддерживает Индию, другая часть – Пакистан. Но ничего такого нет. Во многих странах мира достаточно много известных выходцев из Индии. Они совсем не стремятся решить данный вопрос. А теперь возьмите армянскую диаспору и ее воздействие на эти государства. Не будь всего этого, мы бы смогли решить наши вопросы. Но мы решим их. Говоря о трудностях, я отнюдь не считаю, что надежда иссякла. Если я потеряю надежду, то немедленно оставлю свой пост. Надежда у меня есть.
РОВШАН ГАДЖИЕВ (главный редактор газеты “Азадлыг”): Господин Президент, приближается референдум. Как оппозиционные силы внутри страны, так и международные организации резко реагируют на это. В ходе визита в Ялту Вы ответили на эту реакцию, сказав, что будете внимательны при проведении референдума. Вам не кажется, что это может создать противостояние как с внутренними, так и с внешними силами? Это – первая часть вопроса. Вторая: высказываются мнения, что после референдума в стране состоятся внеочередные президентские выборы. Как, по-Вашему, возможен ли в Азербайджане “путинский вариант” и кого Вы видите президентом?
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Прежде всего мне непонятно, почему референдум превратился в такую проблему. Что в этом особенного? Честно говоря, принимая решение о референдуме, я не мог себе представить, что оппозиция так отреагирует на это. Правда, реагирует только оппозиция, отрицательной реакции общества я не вижу. А вот оппозиция активна. Не могу понять причину. Что в этом особенного? Семь лет назад была принята Конституция. В то время мы вынесли решение о том, что наша Конституция должна приниматься только путем референдума. Это верно, так должно быть и в дальнейшем. Если доверить Конституцию парламенту, то в нее ежегодно будут вносить по пять изменений. Это недопустимо. Вместе с тем проведение референдума в первый раз уже создало проблемы. Значит, мы поступили правильно. С одной стороны, приняли Конституцию путем референдума, а с другой – решение о том, что менять Конституцию можно только путем референдума. Это во-первых. Во-вторых о вопросах, вынесенных на референдум.
Как вам известно, их 23. Большинство связано с конвенциями, к которым мы присоединились в период после вступления в Совет Европы, и мы должны привести данные вопросы в соответствие с ними. Часть связана с судебно-правовыми реформами, их тоже мы должны привести в соответствие. Там есть несколько статей. В отсутствие Президента, когда он не может исполнять свои обязанности, его полномочия переходят к председателю парламента. Сейчас предусматривается передача их премьер-министру. Мне кажется, в связи с этим вопросом возникает другой. Вторая статья связана с пропорциональной, мажоритарной избирательной системой. Во-первых, хочу спросить: откуда возник вопрос о том, может или не может в Азербайджане быть “путинский вариант”? “Путинский вариант” означал, что Ельцин долгое время был болен, не мог выполнять свои обязанности. Назначал премьер-министра. Через пять месяцев увольнял его. Увольнял всех министров. Назначал других. Начинали знакомиться с ними и вдруг узнавали, что Ельцин неделю болел, наутро пришел и издал приказ об увольнении премьер-министра. И никто ничего не знал. Не хочу повторять, такое случалось 5-6 раз. Я думаю, что он, наконец, нашел того, кого искал.
Он и сам понимал, что по состоянию здоровья не может больше исполнять свои обязанности. И мы видели это. Не только это. Во время выборов в 1996 году, его вторично избирали, он был болен. Помню, мне позвонили и сказали, что Ельцин хочет провести в Кисловодске встречу президентов кавказских республик. Спрашиваю, что за встреча? Говорят: Армении, Грузии, Азербайджана. Я ответил, что не поеду туда. Спросили: почему? Ответил, что там, где Армения, меня не будет. Прислали ко мне человека. Помню, был один из заместителей премьер-министра, потом и его уволили. Здесь он часа два уговаривал меня поехать. Речь шла о том, чтобы мы агитировали население Северного Кавказа голосовать за Ельцина. Тогда рейтинг Зюганова был очень высок.
Мы собрались в Кисловодске. Там были и президенты республик Северного Кавказа. Были Тер-Петросян, президент Грузии, я. Приехали, побеседовали. После этого провели совещание. Меня предупредили, что республики Северного Кавказа считают Гейдара Алиева своим аксакалом. В этом есть доля правды. Многие из них работали еще при советской власти. Но и без этого они очень уважали меня. Например, сейчас в Дагестане вновь избрали Магомедали. Он очень хотел, чтобы я был на его инаугурации 25-го числа. Но я не смог, дал указание, чтобы поехал Расизаде. Мне тогда сказали, что я должен поговорить с ними и объяснить. В этих местах, да и в самом Дагестане, очень большую силу имели в то время коммунисты. Мы сделали и это. Кажется, предстоял второй тур выборов, в первом туре они не смогли пройти. Наконец избрали Ельцина. Затем он провел инаугурацию. Приехали на инаугурацию. Он не смог посидеть с нами и получаса. Было странно, он то очень болел, то выздоравливал.
То два-три месяца хорошо работал. Но, вообще-то, он был болен. Я думал, что он хотел найти себе преемника, который бы вел всю эту работу. И он нашел его. Причем, слава Аллаху, нашел очень хорошего человека и передал власть Путину. Так вот о каком “путинском варианте” в Азербайджане идет речь? Я пока не болен, не чувствую себя слабым и не намерен оставлять должность. Я уже заявил, что буду принимать участие в выборах 2003 года. Правда, агентство “Туран” задало Швиммеру провокационный вопрос. И Швиммер ответил, что следует внести изменения в Конституцию. Председатель Конституционного суда ответил ему как надо, и на этом закончили. Хотя, задавая этот вопрос, агентству “Туран” следовало сказать, что в Конституции Азербайджана есть переходные положения, согласно которым избираться повторно более двух раз нельзя только Президенту Азербайджана, который был избран после принятия новой Конституции. Откуда об этом знать Швиммеру?
Задавая вопрос, агентство “Туран” должно было объяснить это. Не объяснили, объяснил наш Конституционный суд. Больше этого вопроса нет. Если кто-то хочет вновь задать этот вопрос, пусть задает – мы ему ответим. Я буду принимать участие в выборах 2003 года и верю, что народ оценит мои труды по сей день и проголосует за меня. Поэтому не могу понять, кто выдумал “путинский вариант”, на каком основании и зачем. Я считаю это абсолютно неуместным. Разъясню еще один вопрос. В 1995 году мы писали, что провели заседания Конституционной комиссии, не случайно написали тогда, что если Президент подаст в отставку или не сможет выполнять обязанности по состоянию здоровья, то три месяца его будет заменять председатель парламента.
Так мы думали в 1995 году. Но сейчас положение изменилось, изменился и взгляд на это. Экономика – основа нашей республики. Президента нет, кто-то должен заменять его три месяца. Если его будет заменять премьер-министр (а он разбирается в экономике, в курсе всей работы президента с точки зрения экономики и других вопросов) значит, он три месяца сможет руководить республикой и вреда экономике не будет. А если и будет, то незначительный. А председатель парламента занят тем, что принимает законы. Естественно, при этом и он знает экономику. Однако он не осуществляет исполнительских функций. Исполнительские функции у нас имеет Президент и после него его самый высокий исполнительный орган – Кабинет министров.
Поэтому это вполне логичный вопрос и мы поставили его. Теперь делают из этого вывод о том, что будет “путинский вариант”, кто-то будет назначен и так далее… Я говорю откровенно. Некоторые утверждают, что это сделано для того, чтобы назначить Ильгама Алиева. Но до сих пор, в течение двух лет, говорили о том, чтобы назначить Ильгама Алиева вместо Муртуза Алескерова. И почему же он не был назначен? Это ведь не такая уж большая проблема. Наша партия имеет в парламенте большинство. Муртуз Алескеров и сам – заместитель председателя партии. Если партия посчитает нужным, чтобы Муртуз Алескеров передал эту свою должность Ильгаму Алиеву, думаю, и Муртуз Алескеров не станет возражать. Но почему мы не сделали этого? Да потому, что такого намерения нет. Никогда не было. А сейчас некоторые выдумывают это, распространяют, уверяют людей. Ну, хорошо, “сняли” бедного Муртуза Алескерова. Теперь вот говорите, не сегодня завтра “снимут Расизаде”. Так нельзя.
РАУФ АРИФОГЛУ (главный редактор газеты “Ени Мусават”): Гейдар бей, о Нагорном Карабахе Вы говорили обстоятельно, в некоторых случаях достаточно открыто. Даже донесли через нас до общества то, что скрывалось за предпринятыми Вами неожиданными ходами. Вы достаточно откровенно показали драматизм картины, связанной с Нагорным Карабахом. В конце вы сказали, что не потеряли надежды. Ести ли у Вашей власти какой-то план в связи с Нагорным Карабахом? Можно ли разъяснить и нам направления этого плана? Когда, за какой срок будут получены конкретные результаты для Азербайджана, его народа, беженцев?
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Я должен очень широко ответить на ваш вопрос. Во- первых, вы хотите знать, является ли ходом то, что я сказал: пусть предложат Мегри, мы рассмотрим. Знаете, в межгосударственных переговорах могут быть разные предложения, и их рассматривают. Считаю, что ни один из них нельзя назвать “ходом”. Каждое предложение рассматривается. Хотите узнать от меня вторую часть этого вопроса. Если скажут: да, мы отдаем Мегри, что будете делать Вы? Я так понимаю. Всему свое время. Это было сказано. Если на эти слова последует реакция, то и у нас будет соответствующая реакция. Поэтому не следует заранее раскрывать этого вопроса.
Вообще в политике, в совершенной политике, то есть, на практике, в политической работе нужно следовать именно таким путем. Во-вторых, вы говорите, что сказанное мною прояснило вам некоторые неизвестные вам вопросы. Это действительно так. Я говорю об этом именно вам, уважаемым журналистам, чтобы вы могли правильно понять все, правильно разъяснять эти вопросы там, где это необходимо. Но не надо искажать сказанное мною. Я говорю об этом, доверяя вам. В-третьих, как вы говорите, после таких разговоров я не теряю надежды. Да, все эти факты совсем не означают, что мы должны потерять надежду. У нас еще много возможностей.
РАУФ АРИФОГЛУ: Видите ли Вы какие-либо ошибки в своей политике, и лично как глава государства за девять лет Вашей деятельности какие моменты Вы упустили? Есть ли в этом и Ваша вина или вся вина лежит только на оппозиции, ОБСЕ, Америке?
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Отвечу. Но прежде хочу сказать два-три слова. Нагорно-карабахская проблема возникла в 1988 году. Это не новая проблема. Эта проблема существует с начала ХХ века. Я несколько раз говорил об этом. И в прошлом, когда я работал в органах безопасности, положение в Нагорном Карабахе не было нормальным. Не было нормальным оно и в советский период. За 2-3 года до избрания меня секретарем там произошла большая трагедия. Подожгли тюремную машину с тремя азербайджанцами. Две-три недели я находился там – я был председателем КГБ. Вопрос обсуждали на Бюро. Несмотря на преступление, совершенное против Азербайджана в Нагорном Карабахе, тогдашнее руководство так провело обсуждение, как будто бы ничего не произошло. Никто не понес наказания. Есть стенограмма, можно посмотреть. Только я резко выступил против действий дашнаков, армянских националистов и в Нагорном Карабахе, и в Армении.
Я говорю это не для того, чтобы похвалить себя. Зашел разговор, вспоминаю историю. Однако, несмотря на это, мы контролировали ситуацию в Нагорном Карабахе. За счет чего? Во-первых, конечно, советская система сама позволяла это. Во-вторых, я говорю о периоде, когда был первым секретарем, я много помогал в то время развитию Нагорного Карабаха. В то же время старался изменить там демографию. Нагорный Карабах поднимал вопрос об открытии там вуза. У нас все возражали. Я подумал и решил открыть. Но с тем условием, чтобы было три сектора – азербайджанский, русский и армянский. Открыли. Азербайджанцев из прилегающих районов мы направляли не в Баку, а туда. Открыли там большую обувную фабрику. В самом Степанакерте не было рабочей силы. Направляли туда азербайджанцев из окружающих область мест.
Этими и другими мерами я старался, чтобы в Нагорном Карабахе было больше азербайджанцев, а число армян сократилось. Те, кто работал в то время в Нагорном Карабахе, знают об этом. Во всяком случае, благодаря моей воле, другим качествам мое слово было законом для его руководства. Однако, к сожалению, после моего отъезда из Азербайджана положение там начало ухудшаться. Возросло влияние Армении, и наши ничего не делали, упустили момент. Когда в 1987 году остро встал нагорно-карабахский вопрос, – я говорил об этом, говорю еще раз, это действительно так, – мой уход из Политбюро, моя отставка были необходимы только для решения нагорно-карабахского вопроса. Не случайно через 20 дней после моей отставки начался нагорно-карабахский кризис. Я пытался вмешаться в это дело, но меня изолировали. Человек, который вчера был членом Политбюро, сидел в Кремле, сейчас не имел связи, не мог говорить ни с кем. Понимаете?! Я все это пережил. Наконец, в феврале 1991 года я был избран депутатом от Нахчывана и приехал в Баку.
Выступив на сессии, сказал, что Нагорный Карабах уже потерян. Об этом следует знать и сделать выводы. Как со мной поступили? Весь зал ополчился против меня, и к вечернему заседанию подготовили ныне покойного Байрама Байрамова. Это был тот самый Байрам Байрамов, который каждую встречу со мной считал историческим событием для себя. Он начал ругать меня. В конце он сказал, что Нагорный Карабах никогда не принадлежал Азербайджану так, как сейчас: “Гейдар Алиев, если ты не знаешь об этом, я тебя посажу на вертолет и повезу в Нагорный Карабах, тогда увидишь, в какой степени Нагорный Карабах наш”. Но в то время в Нагорном Карабахе уже не было азербайджанской власти. Наконец началась война, оккупация.
Нагорный Карабах был оккупирован еще тогда, когда Азербайджан был в составе Советского Союза. Оставалась одна Шуша, все остальное было оккупировано. То есть, Нагорный Карабах был потерян уже тогда. Понимаете?! Об этом следует знать. Если бы в последующий период проводилась правильная политика, если можно было бы верно оценить ситуацию, остановить огонь и провести переговоры, то, возможно, мы не потеряли бы остальные наши земли. Но мы потеряли и их. Г-н Арифоглу, теперь я хочу ответить на ваш вопрос о том, чувствую ли я за собой за эти девять лет какой-нибудь грех, не допустил ли я ошибки, раз вопрос не решен? Я отвечаю и вам, и всей своей нации: я не допускал никаких ошибок, сделал все, что возможно. Извините, но мой жизненный, политический опыт, знание этой проблемы и мировых процессов – все это было моими большими возможностями. Не думаю, что кто-либо другой мог бы сделать больше меня. Возьмем, Лиссабонский саммит. Можно было бы написать книгу, снять фильм об этом саммите.
Потому что до Лиссабонского саммита мы отправили свою делегацию в Финляндию. Наша цель была, чтобы в итоговом документе саммита первым долгом было написано о признании территориальной целостности Азербайджана. Во-вторых, чтобы в нем был отражен факт оккупации наших земель и другое. В то время там работал Тофик Зульфугаров. Я послал его туда. Араза Азимова послал в Вену (центр ОБСЕ располагался в Вене). Наконец проект итогового документа был готов. Мы прибыли в Лиссабон. Помню, было 23 марта. Хорошие проекты были, если бы их приняли, то нам было бы очень хорошо. Не говорю, что наши земли тут же освободили бы. Однако для нас это был бы серьезный юридический документ саммита. Что получилось? Армяне не дали на это консенсуса, сказали, что не принимают его – все там проходит через консенсус. В то время я встречался со многими людьми. Российскую делегацию возглавлял Черномырдин, встретился с ним.
Из Америки приехал Гор, встретился и с ним. Приехали главы государств из Германии, других стран, я встретился со всеми. Высказал им свое мнение. Они ответили, раз армяне не приняли, следует изменить документ. Я согласился. Сказал, посмотрите статью грузин. В статье грузин об Абхазии написано все о том, как абхазцы проводили этническую чистку, применяли насилие, творили беззакония. Вся вина лежит на абхазцах. Я сказал, что Грузия – дружественное нам государство, и я очень рад, что они обо всем этом написали. И спросил, но почему же им можно, а нам нет? Ответили: потому что никто не возражает. Вы должны понимать, у нашего конфликта множество факторов, препятствующих Азербайджану.
Наш конфликт, выйдя за рамки внутреннего, стал конфликтом между двумя государствами. Когда выгодно армянам или их защитникам, говорят, что это дело Нагорного Карабаха и Азербайджана. Но когда дело касается принятия документов, Армения как член ОБСЕ защищает и себя, и Нагорный Карабах, потому что там Нагорного Карабаха не видно. Правда, в вопросе Грузии и Абхазии 2-3 государства (не хочу называть их) захотели что-то добавить в статью. Но грузины крепко стояли на своем, и они ничего не смогли сделать. Потому что Абхазия не является членом ОБСЕ. Что же было делать? Я сказал, что не могу принять это, следует внести изменения. А они ответили, что изменений вносить нельзя. Армения не даст консенсуса, и документ не примут. Был последний день заседания, через 4-5 часов оно должно было закончиться. И знаете, что я сделал? Сказал, что я весь документ ставлю под вопрос. Не даю консенсуса на него, и все. После этого и Альберт Гор, и Коль, и другие стали просить, чтобы я взял назад свое вето. Я отказался. Но это означало, что саммит не примет ни одного документа. Я сказал, что мне все равно. Если мое дело не получается, мне все равно, примет саммит документы или нет.
В течение нескольких часов они подходили ко мне. Кто только не приходил, что только ни говорили! Помню, беседовал с Альбертом Гором. Мы долго говорили с ним. Я сказал: он же не дал консенсуса. Он ответил, что это и его право. Говорю: Да? Отвечает: Да. Говорю: Но и у меня есть право не давать консенсуса. И я, пользуясь своим правом, не даю его. После этого они собрались, написали известное заявление председателю Лиссабонского саммита. Записали в заявлении все, что было в статье. Мы получили его. Но не в заключительном документе, а в отдельном заявлении. Когда заявление поставили на голосование, армяне не проголосовали, но это не имело значения.
Таким образом, в 1996 году мы впервые получили от ОБСЕ документ, в котором признавалась территориальная целостность Азербайджана, территориальная целостность Армении, Нагорному Карабаху предоставлялся статус самоуправления в составе Азербайджана и обеспечивалась безопасность армян в Нагорном Карабахе. А здесь оппозиция начала наносить нам удары справа и слева, заявляя, что мы проиграли в Лиссабоне. Что проиграли? Ничего мы не проиграли. Таким образом, уважаемый Арифоглу, хочу сказать, что не каждый может отважиться поставить под вопрос принятие документа ОБСЕ. Представители 54 государств удивились, что я принял такое решение. Если бы заявление не приняли, то я пошел бы до конца. Покинул бы саммит. Терять было нечего. Я всегда боролся. Я ни перед кем не виноват, делал все возможное.
Вы говорите, что я обвиняю ОБСЕ, других и не признаю своей вины. Еще раз говорю вам, что я обвиняю их. Если эта организация не может обеспечить осуществление объявленных ею же принципов, то я имею право обвинять ее. Если Совет Безопасности ООН не может обеспечить осуществление принятых ею резолюций о выводе вооруженных сил Армении, я обвиняю его. В Нью-Йорке собрали всех членов Совета Безопасности. Я все сказал им в лицо. Они ответили так: “Мы принимаем решение, но механизма его исполнения нет”. В свое время я говорил об этом Бутросу Гали, Кофи Аннану. Получил тот же ответ. ОБСЕ также заявляет, что у них нет механизма исполнения. Поэтому у меня есть право обвинять их. Пусть они откажутся от этих принципов. Тогда другое дело.
С одной стороны, они отстаивают эти принципы, иногда, пользуясь, ими оказывают давление на отдельные государства. Но здесь этого вопроса не решают. В этом дело. Как президент, глава Азербайджана, я продолжаю и буду продолжать сотрудничество со всеми этими организациями. Потому что другого пути у нас нет. Есть один путь, – отказавшись от всех их рекомендаций, – начать войну. Но все они в один голос говорят, что мы не должны этого делать: “Если пойдете этим путем, то вас не поддержит ни одна страна”. Мы можем, не учитывая этого, начать войну. Но у нас есть путь. Я не исключаю и этот вариант. Но я говорю откровенно – следует понять, какой тяжелой будет война для Азербайджана. Тяжелой в том смысле, что сейчас экономика Азербайджана развивается, имеет хорошие перспективы, и у нас есть очень важные проекты. Все это должно нарушиться. Все будет служить войне. Это есть, и это возможно.
АФЛАТУН АМАШЕВ (председатель Комитета защиты журналистов Азербайджана “Рух”): Г-н Президент, мой вопрос касается отношений правоохранительных органов с журналистами. После моей последней встречи с министром внутренних дел Рамилем Усубовым мы создали специальную мониторинговую группу. Эта группа держит под контролем отношения полиция-журналист во время проводимых в городе акций. И это дает свои плоды. Но остаются и определенные проблемы. Они касаются возбуждения уголовных дел, связанных с журналистами. До сих пор возбуждено 20 уголовных дел против журналистов. Они или были задержаны, или задержаны и вскоре отпущены на свободу. Уголовные дела же их все еще остаются, что препятствует свободным действиям журналистов. Например, возбуждено уголовное дело против главного редактора газеты “Ени Мусават” Рауфа Арифоглу, которое еще не закрыли, из-за чего он сталкивается с трудностями, собираясь в зарубежные поездки.
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Знаете, то, что уголовное дело Рауфа Арифоглу не закрыто, похоже на абсурд. То есть, есть уголовное дело или нет, не имеет значения, он делает свое дело. А с другой стороны, это ему на пользу. Если завтра что-то случится, он заявит, что уголовное дело на него открыли ни за что, чтобы оказать на него давление. Поэтому, если наши прокуроры, полиция, другие хорошо задумаются, то, наверное, закроют это уголовное дело, чтобы он не использовал это в корыстных целях. Думаю, после моих слов они поймут это. АФЛАТУН АМАШЕВ: В результате зарубежные организации делают нежелательные заявления об Азербайджане.
ГЕЙДАР АЛИЕВ: О ком заявления?
АФЛАТУН АМАШЕВ: Журналистов избивают, – во время последнего происшествия начальник управления полиции Сабаильского района Назим Нагиев избил корреспондента информационного агентства “Туран”. Хотелось, чтобы при нарушении законов в отношении журналистов устанавливали и наказывали виновных. На основании Вашего распоряжения, подписанного 27 декабря прошлого года, прокуратуре было поручено устанавливать и наказывать виновных при нарушениях законов в отношении журналистов. Пока у нас нет никаких сообщений об этом. Мне бы хотелось услышать Ваше отношение к этому вопросу.
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Али Гасанов, отметьте эти факты. Дайте указание, пусть сделают все, что нужно.
АФЛАТУН АМАШЕВ: Большое спасибо.
ЭЛЬЧИН ШЫХЛЫ (главный редактор газеты “Зеркало”): Господин Президент, в ходе беседы много говорилось об оппозиции. У меня такой вопрос: 33 года назад Вы были избраны руководителем Азербайджана. Вы руководили Азербайджаном в советский период, когда оппозиции не было. И сейчас Вы более 9 лет являетесь Президентом независимого Азербайджана, но страны с оппозицией. Как по-вашему, что лучше? Руководить страной без оппозиции, такой, как Туркменистан, или нынешним Азербайджаном с оппозицией? Во всяком случае хотелось бы знать Ваше мнение о роли оппозиции.
ГЕЙДАР АЛИЕВ: Отвечая на вопрос, я бы сказал, что независимо от того, есть оппозиция или ее нет, быть Президентом независимого Азербайджана, естественно, несравнимо выше, чем быть руководителем Азербайджанской Республики, входившей в состав Советского Союза. Как вам известно, после этого я работал на очень высоких должностях и в Москве. И считаю, что пребывание на посту Президента независимого Азербайджана в эти тяжелые 9 лет моей жизни – превыше и почетнее всего. Это, во-первых. Во-вторых, что лучше: страна с оппозицией или страна без нее? В то время тоже была оппозиция, но тогда она не была настолько свободной. Но не то, чтобы я как первый секретарь делал все, что хотел, и здесь не было мешающих мне или желающих навредить. Были. Просто они не были организованы.
Партий не было. Названия “оппозиция” тоже не было. Были определенные группы. Но, естественно, ставить рядом, сравнивать сегодняшнюю оппозицию и их, нельзя. Я считаю, какая бы ни была оппозиция, руководить независимым Азербайджаном – большая честь для меня. Если хотите знать мое мнение, то я не такой человек, чтобы бояться, сторониться оппозиции. Я пережил все это. Сегодняшняя оппозиция – это люди, многих из которых я знал, когда приехал сюда в 90-е годы. С частью их я поддерживал личные связи в Нахчыване или же в Баку. Это – не новые люди. Правда, в то время мы с ними не находились в оппозиции друг к другу. Мне известно, что некоторые из них относились ко мне с большим уважением. Всем известно о том, что в доме, где жил покойный Эльчибей, долгие годы висели два портрета – Ататюрка и Гейдара Алиева. Когда я жил в Нахчыване, то поддерживал телефонную связь и с Эльчибеем. В то время он еще не был у власти. То есть, это не новые для меня люди. Другой вопрос, что в тот самый период в Азербайджане появился Народный фронт, который затем разделился на партии и прочее, то есть это тот же состав, другой оппозиции нет. Они пришли к власти.
Спустя год вынуждены были оставить власть. И сейчас, вот уже 9 лет, находятся в оппозиции. Мне хочется, чтобы отношения между оппозицией и властью были нормальными. Сама оппозиция говорит о том, что оппозиция и власть не могут быть друзьями. Потому что она ведет с ней борьбу за власть. Это принцип оппозиции. Но, как она должна вести эту борьбу? Каким путем? Это – другой вопрос. К сожалению, нынешняя оппозиция в Азербайджане, формы ее политической борьбы различны. Это те люди, которые в 1989, 1990, 1991, 1992 годах находились на площадях. Они кричали то там, то тут и до сих пор еще не отказались от этих настроений. Но время прошло, мир изменился. Мир никогда не стоит на месте. К примеру, люди сегодня одевают одно, завтра – другое. Не знаю, меняется мода на мебель, еще на что-то, то есть человеческое общество развивается, и по мере его развития изобретается все новое и новое. Точно так же и в политике.
Этот процесс идет и должен идти. Но если сегодня наша оппозиция сохранила форму 1989 года, которой пользуется и сегодня, – в то время она выходила на улицы, площади и прочее, не знаю, провозглашала лозунги, – затем кричала “отставка”, если она пользуется этим методом и сегодня, то ведь это устаревший метод. То есть, они еще не пересели в “Мерседес”, все еще ездят на “ГАЗ-24”. Вообще-то они ездят на “мерседесах”, я говорю это в переносном смысле, чтобы пояснить свою мысль. Мне хотелось бы, чтобы оппозиция стала современной. А для этого есть прекрасные возможности. Сегодня демократия в мире развивается быстрее, охватывает многие страны мира, сейчас не так, как раньше. Методы работы, планы оппозиции в развитых странах известны. Было бы лучше, если бы они шире использовали это. Оппозиции не следует считать власть врагом. Я лично не считаю оппозицию врагом. Но когда я вижу, что ежедневно на каждой странице газеты в 24 полосы публикуются различные материалы о Гейдаре Алиеве, как бы мало я ни придавал этому значения, все равно думаю о том, ну, зачем это? То есть пусть критикуют, без критики нельзя. Пусть указывают на наши ошибки, а как же иначе.
К примеру, я смотрю вечером телевизор и когда вижу что-то такое, то даже в час ночи поднимаю с постели премьер-министра или некоторых наших заведующих отделами и довожу до них свои мысли. Пусть оппозиция учтет это. Я завершаю свой ответ на заданный вами вопрос. Государство с оппозицией – лучше.
АРИФ АЛИЕВ: Г-н Президент, вопросов еще много. Мы поняли Ваш намек на время. Поэтому, как я уже отметил, мы надеемся, что эта наша встреча станет началом традиции. Благодарим Вас за то, что Вы свободно и открыто, насколько позволяет Ваша должность и ответственность, беседовали по ряду моментов. Безусловно, после этой встречи пресса вновь будут критиковать Вас, а Вы, наверное, в определенный момент выразите прессе недовольство. Но возникает понимание, и одно дело критиковать, понимая, совсем другое – критиковать, ничего не осознавая. Поэтому мы благодарим Вас за эту встречу
Из архивов газеты ЭХО, 2002 год