И.АСАДОВА
По завершении своей кавээновской карьеры неугомонный “парень в кепке” Бахрам Багирзаде продолжает творить. Непосредственно о его делах творческих – режиссура и кинематограф – было рассказано в одном из прошлых номеров “Эхо”.
Наряду со всем этим Бахрам продолжает начатый им еще в 1996 году “продюсинг” и 14 июня состоится презентация очередного проекта Багирзаде-младшего. В этот день в выставочном салоне “Интерьер” состоится открытие персональной выставки Намика Зейналова – члена Союза художников Азербайджана, СССР, Сирии и Палестины, лауреата премии “Комсомолец”.
Н.Зейналов планирует представить около 30 работ в разных жанрах, в том числе и те, которые еще не выставлялись. Работы Н.Зейналова хранятся в галерее известного французского коллекциониста Бернарда Фили, московском музее Востока, Третьяковской галерее и т.д.
Последняя его выставка была организована руководством радио “Свобода” в Праге и Вене. Нашего корреспондента прежде всего заинтересовало весьма необычное течение, в котором творит Намик Зейналов. Мастер величественно именует себя художником-спантореалистом, утверждая при этом, что он – единственный в своем роде.
– Что такое спантореализм, мне не доводилось встречаться с этим направлением в живописи?
– Это очень давняя история. Может, даже и чуть-чуть смешная. Однажды во Франции меня попросили рассказать о своем стиле, я, честно говоря, не знал, что ответить, и сказал переводчице одно слово – спантореализм. Особенность этого стиля происходит от первой половины слова – “спанто”, то есть спонтанно. Я никогда не “мучаю” холст, не отрабатываю долго свои мысли. Если меня что-то волнует, я сажусь и пишу. И никаких набросков. Обычно художник не видит завершение своего процесса, у меня же все несколько иначе. Я ищу идею на холсте, смотрю на него до тех пор, пока не созрею внутри. Бывает, на это уходит дня два, бывает – больше. Иногда я наслаждаюсь своим детищем, и это может продолжаться месяцами.
– Как у вас обстоит дело с другими жанрами художественного искусства, и прежде всего – авангардизмом?
– Авангардизм – это “шаг вперед” в своем собственном творчестве, и, по сути, все мы – авангардисты. Авангардизм в нашей профессии – это прежде всего сознательность, несмотря на то, что первое впечатление бывает совсем противоположным. К примеру, есть у Пикассо картина с изображением гантели с узлом. Когда ему задали вопрос: “Пабло, гантели с узлом – разве это мыслимо?” он ответил, что “гантели дают силу человеку, а человек может быть настолько силен, что ему ничего не будет стоить связать железо в узел…” То есть я хочу сказать, что абстракция – это очень сложное искусство, и чтобы творить в этом жанре, нужно пройти хорошую школу. У меня есть много авангардных работ, и я воспринимаю их как процесс времени, как поиск новых вершин в своем творчестве. Я не художник-пейзажист, но если меня волнует природа, я сажусь и пишу ее. Я не скульптор, я не портретист, но я создаю и то, и другое, если мне этого хочется.
– В наше время практически нет художника, который мог бы похвастаться беззаботным существованием. Но есть и категория счастливчиков, у которых нет нужды “продаваться” в пассаже… Вы – из тех, кто жалуется на такую жизнь?
– Я скорее счастливчик. В том плане, что у меня есть друзья, вдохновляющие меня на творчество. О том, насколько “сладкая” моя жизнь, может говорить тот факт, что я живу на квартире. Я ощущаю потребность общества лишь благодаря моим друзьям. И даже кушая черный хлеб, я буду созидать. Поэтому я счастлив.
– Но наверняка у вас был не один шанс закрепиться где-либо в Европе, скажем, в той же Франции, где вами интересовался лично Бернард Фили…
– Вы правы, такие шансы были и не раз. В той же Франции мне предлагали вид на жительство, но я отказался…
Из архивов газеты ЭХО, 2002 год