Т.Алиева
Я – не филолог и тем более – не кандидат филологических наук, и тем паче, не низамивед. Я – просто человек, обожающий поэзию Низами. С огромным разочарованием и недоумением прочитала статью г-жи Гюлли Йологлу в газете “Зеркало” от 15 декабря 2001 года под рубрикой “Мнение”. Автор статьи призывает “запретить издание поэм Низами “Хосров и Ширин” и “Искендернаме” в переводах Липскерова”.
Бывало, конечно, и хуже – книги жгли на кострах. Но мне казалось, что средневековое мракобесие мы уже пережили. Ан нет, современные политические реалии продолжают яростно вмешиваться в судьбу манускриптов. Книги от этого не страдают – известно, что “рукописи не горят” От этого страдают люди.
Но, сначала несколько слов о неуважительном тоне автора по отношению не только к К.Липскерову, но и к нашим ведущим литераторам, для которых сохранение чистоты текстов Низами – это дело всей жизни. Речь о профессоре Р.Алиеве, а также крупных деятелях литературы, небрежно упомянутых автором статьи, как “остальные 17 членов редколлегии избранных произведений Низами”. В числе этих “остальных” – Мирза Ибрагимов, Юсиф Самедоглу, Анар, М.Ибрагимбеков, Эльчин.
Очевидно г-жа Гюлли Йологлу полагает, что переводчик Липскеров – армянин по национальности, и потому сознательно исказил тексты Низами. Но читатели, и я их числе, знакомы с произведением “Искендернаме”, в отличие, вероятно, от автора упомянутой статьи, не только по переводу К.Липскерова, но и, например, по подстрочному переводу блистательного знатока фарсидского языка, члена-корреспондента АН СССР, ныне покойного Е.Э.Бертельса – известного востоковеда и низамиведа.
Так вот, и у Бертельса, и у Липскерова, строки, возмутившие г-жу Гюлли Йологлу все те же. И обвинять их в этом – все равно, что обвинять Низами.
В строке 501 “Искендернаме” в сборнике избранных произведений Низами у Липскерова действительно есть строки:
“Мча в Армению тьмы войсковых своих сил,
Ноги ветру он взвихренным прахом скрутил”.
И стр. 502:
…Лишь в Армению ввел войско страшное Дарий,
Судный день наступил: все дымилось в подаре.
Вот строки из тех же глав у Бертельса в подстрочном переводе Низами:
…Куда ни ступал он (Дарий) всякую страну отдавал совам
Вступил в Армению, как бурное море
Его пыль ослабила ноги весеннему ветру.
И, соответственно, следующие строки:
…Когда Дарий привел войско в Армению можно
было подумать, что настал Судный день.
Что крамольного в этих стихах? Низами должен был предвидеть за восемь веков вперед межнациональный конфликт и не упоминать Армению? Другое дело – о какой Армении идет речь. Может быть имеет смысл заглянуть в энциклопедии?
Царь Хосров – герой поэмы “Хосров и Ширин” – один из последних императоров династии Сасанидов домусульманского Ирана, вступил на престол в 590 году н.э. Это означает, что речь идет о том периоде, когда Армения потеряла свою независимость (Советский энциклопедический словарь. Изд-во Сов. Энциклопедия, Москва, 1980, стр. 77) и с 4 века, а точнее с 387 года н.э. была разделена между Персией и Византией. Так что, говоря об Армении, авторы подразумевают ту часть соседнего государства, которая после распада вошла в состав Персии.
Что плохого в том, что в Барде жгли армянский уголь? Я понимаю это в том смысле, что наши предки распоряжались армянскими топливно-энергетическими ресурсами, а свою нефть сохранили для потомков.
О том, кто в то время управлял Арменией совершенно ясно говорит упоминание о г.Барда как об азербайджанском городе, властвовавшем над этой территорией. Заметьте, не армянский город правит Арменией, а исконно азербайджанский – прекрасная, старейшая Барда. И то, что “Ширин в горах Армении блуждает летом”, “осенью на дичь Абхазии вершит она налет”, а “зимой она в Барде”, доказывает, что она – владычица всех этих земель! И фраза Шагинян об армянской или арранской царевне Ширин, может неуклюже сказанная, этот факт подтверждает.
К сожалению, автор обсуждаемой статьи, вероятно, не дочитала до конца и “Этюды о Низами” Мариэтты Шагинян, написанные в 1947-1956 годах, а не в последние годы, иначе бы на стр. 371 этюдов. опубликованных в 1981 году в книге “Выдающиеся русские ученые и писатели о Низами Гянджеви”, где автор (Шагинян) указывает, что крупнейший западный низамивед Хаммер в “Истории изящной словесности Персии”, изданной в Вене в 1818 г., “ошибочно называет армянами жителей Аррана”.
Вот и поставлены все точки над “i”, причем самими же армянами.
Кстати, именно в 40-е гг. с помощью отечественных низамиведов, а также таких литераторов, как Бертельс, Липскеров и той же М.Шагинян мы отстояли национальную принадлежность Низами у Ирана.
Да и вообще, как можно величественный памятник мировой поэзии, каким является “Хосров и Ширин”, написанным за 100 с лишним лет до “Божественной комедии” Данте, свести к банальному “харалысан”?
Низами не придерживался строгих исторических и географических понятий. Всем известно, что Искендер (Александр Македонский) никогда не был в Барде, Дербенте, но об этом говорится в главах “Повествование о Нушабе”, и “Искендер завоевывает Дербентский замок с помощью молитвы отшельника”. Великий македонец не встречался и с Сократом (Сократ умер за 45 лет до рождения А.Македонского), но у Низами есть глава “Отношение Сократа к Искендеру”, где герои беседуют друг с другом.
Мечты о счастливом будущем человечества, идеалы добра и справедливости были для Низами важнее исторической реальности. Говоря словами профессора Р.Алиева, “Эти идеалы диктовали свою художественную логику событий, свою компоновку исторического материала. Во имя этих идеалов поэт восстает против всемирной судьбы, “злого небосвода”, который, по его мнению, творит историю во многом бессмысленно, стихийно, несправедливо. Как бы замещая его роль, поэт утверждает, что сущность истории не может не иметь положительного смысла и положительного итога. По этой логике мудрость, воинская доблесть, государственный талант, справедливость и благородство должны существовать в одно время, соединяться в одной стране или даже в одном лице”.
Как же после всего сказанного о мировоззрении Низами, можно выискивать виртуальные границы между сегодняшним Азербайджаном и Арменией?
Я, к великому моему сожалению, как и многие соотечественники и в т.ч., надо полагать, и Гюлли Йологлу, не знаю фарсидского языка и не могу читать Низами в подлиннике. Но тем более надо быть благодарными литераторам-переводчикам, что подарили нам возможность читать поэмы Низами на доступных нам языках, будь то азербайджанский, русский, английский и др. К великому сожалению, азербайджанцы, закончившие русскую школу, не изучали творчество Низами. Но они смогли познакомиться с красотой стиха и потрясающей глубиной философии поэта именно в переводах Р.Алиева, К.Липскерова, Бертельса, Державина, Ивнева.
Нужно только приветствовать любую попытку переводов и пересказов бессмертных произведений Низами, которая доносила бы до нас благородные и бессмертные мысли этого великого воспитателя человеческой души.
А, прикасаясь к творениям поэта, не становиться похожими на персонаж популярного в Англии детского стихотворения:
Кошку, которая побывала во дворе английской королевы спрашивают:
– Что ты видела кошка при дворе?
Кошка отвечает:
– Видела мышку на ковре!
И больше ничего та кошка не заметила.
Из архивов газеты ЭХО, 2002 год