Рауф ТАЛЫШИНСКИЙ
На этой неделе все опять переживали по поводу того, что оппозиция не объединилась. Эти переживания за последние годы стали уже общим местом, своего рода традицией, как пахлава на Новруз байрамы.
Традиция успешно продолжилась: каждая из групп объявляет о том, что проводит свой “саммит” (импортное слово, по своему первоначальному смыслу обозначающее встречу глав государств, но в конце концов, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом), другие группы этот “саммит” либо игнорируют, либо торгуются об условиях, на которых они готовы присутствовать.
Общественность, затаив дыхание, следит за этими маневрами и, убедившись в том, что консенсус (тоже популярное слово) в очередной раз не найден, огорченно возвращается к своему главному занятию – поиску пропитания.
Но вопрос вот в чем: а зачем нужно, чтобы оппозиция объединялась? Ответ на этот вопрос во многом, как кажется, зависит от того, ДЛЯ ЧЕГО существует оппозиция?
Оппозиции полезно объединяться в том случае, если нужно ломать, свергать, рушить. Цель в иных случах, может быть и достойная, но историческая практика всех революций показывает, что в такого рода увеселительных мероприятиях принимают участие не политические партии, а толпы, большинство свергавших лидеров в результате оказывается (в лучшем случае) за решеткой. И, самое главное, потребность свергать от этого не только не ослабевает, а, напротив, усиливается.
Если же под оппозицией мы понимаем то, что принято понимать в развитых странах, то смысл ее как раз в том и состоит, чтобы выражать РАЗНЫЕ точки зрения, РАЗНЫЕ подходы к решению общественных проблем. Чем больше будет таких разных точек зрения, тем шире у общества выбор – от идей правого консерватизма до беспокойства социал-демократов и “зеленых” о доходах пенсионеров и чистоте водоемов.
В каждом из таких подходов есть свои плюсы и свои же минусы. Общество видит столкновение мнений, оценивает позитив и негатив и голосует. И оно совершенно не заинтересовано в том, чтобы вся эта палитра “объединилась”. Точно так же, как человеку, сидящему на трибуне стадиона, совершенно не нужно, чтобы две футбольные команды, на игру которых он пришел посмотреть, “объединились”.
Суть игры, как и политики, в сопоставлении (силы, правоты, убедительности, доходчивости и пр.). Сопоставить их можно только в столкновении. В одном случае это – футбольный матч, в другом – телевизионные дебаты политиков с последующими выборами. Вопрос не в том, чтобы искоренить эти столкновения (они, на мой взгляд и есть движущий механизм общественного развития), а в том, чтобы эти столкновения происходили без мордобоя, по правилам, принятым в цивилизованном мире.
Предвижу возражения типа: разрозненная оппозиция слаба, это на руку режиму. А вот сплотившись, она сможет вывести на митинг не 2567 человек, а может даже больше 3 тысяч. Допускаю, что выведет. Но мне все-таки кажется, что вся эта арифметика, которая почему-то вызывает такие ожесточенные споры, проистекает из черно-белой (если хотите, красно-белой) логики революций.
Когда у вас цель – захватить Зимний дворец, действительно важно, сколько людей пойдет на площадь, сколько удастся добыть пулеметов и подойдет ли вовремя “Аврора”. Но если вы от этой идеи все-таки отказались, то количество гвардейцев с партбилетами у сердца перестает быть определяюще важным.
Сила партии оппозиционной состоит не в том, чтобы сплотить вокруг себя в очередном Демконгрессе 64 другие партии с общим числом членов в 43 человека. Точно так же, кстати, как сила партии, находящейся у власти, вряд ли ощутимо возрастет от того, что в каком-нибудь университете условием успешной сдачи зачета по физкультуре поставят написание заявления о вступлении, и ряды ее вырастут накануне этого зачета неимоверно.
В любом случае всю страну в партию не принять. Не принять даже и половину. Никакие демконгрессы и зачеты не помогут всучить партбилеты даже трети.
Но очень много людей можно ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ своей программой, внятно и просто изложенной, последовательно описывающей, как именно может получиться так, что если человек проголосует именно за эту программу, то через какое-то время он будет жить свободнее, богаче и спокойнее.
И если таких программ будет много, мы сможем выбрать (от этого глагола, судя по всему, и происходит тоже популярное слово “выборы”) ту, которая нам больше подходит. А в следующий раз, может быть, выберем другую. Но чтобы выбрать, они не должны “объединяться”. Правда, еще раньше нужно, чтобы они вообще были.
Из архивов газеты ЭХО, 2002 год